Рассказ Сагала рушил представление капитана о случившемся, и это его раздражало.

— А как же рана на теле убитого? — спросил Брадинкин. — Зверь был трехпалым, сомнений нет.

— Ну что ж, здесь, как говорится, совпало очевидное и невероятное. На радость инопланетному заговору, охотники наткнулись на медведя-инвалида, у которого нет двух пальцев на правой лапе. Должно быть косолапый не первый раз людей встречает — закаленный уже. Проверить это легко, у реки полно следов, трехпалая правая и пятипалая левая чередуются.

Сагал продемонстрировал, как медведь переставляет лапы.

Погребной обвел взглядом остальных, как бы спрашивая — готовы ли те возразить Сагалу. Никто не решился.

Сагал ощущал триумф. Уже ставшее привычным состояние, когда его критическое мышление, начитанность и уникальная память (будь она проклята) позволяли разгадать любую, даже самую мистическую и невероятную загадку. Нет и не может быть ситуации, в которой его подход даст сбой, как не может солнце вдруг не подняться утром над горизонтом.

«Все не то, чем кажется».

Зайцева, прикрывая рот ладонью от отвращения, осмотрела со всех сторон берлогу.

— Вы знали, что здесь будут браконьеры? — спросила она лесничего.

— Не знал, я не… знал. Они не предупреждали меня.

— Как вы могли допустить такое? Это же ваша работа — защищать животных. Разве не так?

Мандарханов не ответил.

— Посмотрите, что они наделали. В этом и ваша вина. Вы мне омерзительны.

— Тань, не надо, — попросил Паша.

Зайцева демонстративно пошла по тропинке, ведущей к снегоходам. Паша ринулся за ней.

— Что это с ней? — Артист ухмыльнулся, глядя им вслед.

— Она считает, нельзя убивать животных ради забавы, — сказал Мотор.

— Охота — это спорт. Небось, шашлычки-то любит поесть.

Мандарханов побрел к реке, волоча ноги по снегу. Наткнулся на медвежьи следы, присел на корточки и долго их разглядывал.

— Отличный рассказ, Максим, — в голосе Погребного послышалась нотка язвительности. — Поздравляю, ты раскрыл дело. Значит, мы можем собираться и возвращаться назад. Так и скажем Полковнику, что все свидетели, видевшие НЛО, ошиблись. А почему? Потому что ты нашел бычок.

— Капитан, говори как есть.

Сагал только сейчас отметил про себя, что остался один в компании военных.

— Иди за мной.

Они отошли к противоположному краю периметра. Остальные их не слышали.

Погребной подошел вплотную к Сагалу. Дау спрятался сзади и зарычал. Погребной резко дернулся в сторону собаки. Дау от испуга разразился лаем.

— Слышишь лай? По-твоему, он настоящий? Или это только тебе кажется? — Погребной ботинком расчистил снег, под ним виднелись кровавые ледяные проплешины. — Может быть ты и прав, это сделал медведь. Но тут был кто-то еще, кто-то более опасный, расчетливый и злобный. Враг. Спроси меня, откуда знаю, ведь тебе нужны доказательства. А я просто знаю! Интуиция еще ни разу меня не подводила, — капитан вытащил из папки фото мужчины лет пятидесяти, статного, при костюме и галстуке. — Я его не знаю. Возможно, он последняя мразь и сволочь и в обычной жизни я не хотел бы его знать. Но он наш, понимаешь. Свой, кровный, брат тебе и мне. На нашей земле его забрал враг, вероломно, как фашист. Я найду его. Можешь шастать за нами с приборами своими, бычки искать, вынюхивать как Шерлок Холмс. Главное, не мешай и не смей выставлять меня дураком перед моими людьми.

— Я тебе не подчиняюсь. Полковник должен был ясно объяснить мои услов…

— Здесь полковника нет, — оборвал капитан. — Есть только я!

Перед тем как уйти, Погребной кивнул Сагалу сверху вниз, еще раз подчеркнув собственное силовое превосходство.

— Я докажу, что ты неправ, — сказал Сагал ему в спину.

* * *

Солнце клонилось к закату. Усилившийся ветер пригнал из-за горизонта тонкие белесые тучи. Все вокруг окрасилось серым и даже воздух стал менее дружелюбным и обжигающе морозным.

Помимо очевидных доказательств грубой мистификации, Сагалу требовались материальные факты. Для их сбора у него имелся обширный набор инструментов. Настоящая портативная лаборатория, о которой физики времен отцовской молодости не могли и мечтать.

Любимое занятие доморощенных уфологов — проверка радиационного фона. Считается, если настоящий инопланетный корабль преодолел много миллионов километров в космическом пространстве, его корпус, будь он сделан даже из самых прочных материалов, должен получить высокую долю космической радиации. А значит — фонит везде, где бы ни появился, в том числе, заражая объекты вокруг себя наведенной радиоактивностью. Как правило, если фон повышен, уфологи с пеной у рта кричат о железном доказательстве контакта. Для ученых давно не секрет, что в почвах, где много гранита (излюбленные места обитания уфологов — горные и лесные районы) залегают радиоактивные породы, такие как торий и уран, выделяющие после распада радиоактивный газ радон. Отсюда и слегка повышенный фон. Уфологи об этом не знают, либо специально умалчивают, чтобы их обделенные логикой почитатели заглотили наживку.

Показатели дозиметра и индикатора электромагнитного поля вполне укладывались в норму с невысокой погрешностью. Мистификатор и тут проиграл.

Атомный гравитометр измерял величину силы тяжести. Сагал никогда не держал в руках прибор таких компактных размеров. Помнится, у отца в лаборатории стояла громадина размером с грузовик. Судя по показателям, сила притяжения прилично превышала норму. В принципе ничего удивительного, такое часто случается в районах с большими залежами металлов в земной коре.

Вспомнился камень, лихо отскочивший от речного порога. Как будто нечто невидимым магнитом притянуло его на другой берег…

Выбросить из головы подобные мысли, наказал себе Сагал. Это невозможно! Единственное разумное объяснение он уже нашел. Камень отскочил от порога, а его ускорение наверняка было лишь оптическим обманом.

— Глянь, — Артист прицелился из автомата в сторону берлоги. — Прикинь, выбегает из-под земли туша здоровенная и на тебя валит. У тебя один выстрел. Выдыхаешь. Не торопишься. Выжидаешь. Берешь выше глаз. Одиночным. Бах! Медведь падает, гребет, как бульдозер.

— Описал ты тоже, — отозвался Мотор. — Будто медведей убивал.

— Только лосей и оленей. С отцом в детстве ходили на охоту, там у нас, в Хакасии. Если попал точно в голову, животное на секунду как бы замирает. Будто не понимает, что жизнь кончилась. Даже не знаю, как объяснить, что чувствуешь в этот момент. Не поймешь, пока не попробуешь.

— Стрелять в животных — не мое. Я и рыбалку не люблю.

— Это нормально — убивать слабых. Сильнейший вид может позволить себе потешить самолюбие.

— Да, инстинкты законами не отключишь.