Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мама Паши ничего не могла подсказать и, чувствуя собственную беспомощность, с прилежанием монахини, бормотала молитвы.
Когда ветер донёс голоса, подростки за неимением ничего лучшего, распластались на толстом жёлтом ковре влажной листвы за двумя деревьями и, дыша сыростью с примесью сезонной затхлости, превратились в слух.
– Опять французский, – сердито закряхтел Степанцев, выглядывая из-за ствола на степенно проходящую мимо Кухни-Руины пару вельмож, и вдруг уловил табачный дымок: – А вот это уже говорит о многом. Вчерашний курильщик объявился.
– М-да, вряд ли это совпадение. И мне кажется, что второй голос принадлежит господину «М», – задумчиво произнёс Бойченко, всматриваясь в примерно равные мужские силуэты.
– Говорил бы он по-русски, я бы попробовал распознать. А так… Ну, может быть и похож. Слушай, а если это так, то получается, что господин «М» пригласил сюда третьим поляка и где же он? – враз озадачился Паша.
Но порассуждать им не удалось. Некто подкрался сзади и столкнул головы друзей меж собой. Оглушённые подростки на некоторое время обмякли.
Степанцев очнулся на животе с завязанными за спиной руками, пульсирующая боль в голове заставила нахмуриться. Впотьмах юноша еле разглядел, что какой-то незнакомец затаскивает Глеба в Кухню-Руину.
– Сынок, пригнись и не подавай голоса, – послышался сдавленный голос Елены Юрьевны. – Я вас развяжу, как только он уйдёт.
Сознание прояснилось, память вернулась, и разум подростка опалило яростным гневом, но он послушно опустил нос в землю.
Мужчина быстро вернулся. Он действовал расторопно и через минуту Паша уже лежал на пыльном деревянном полу рядом с другом. Скрипнула дверь. Раздались глухие звуки и всё смолкло.
– Перевернись на живот, – дрожащим голосом попросила мама, выбираясь из мешочка.
Юноша откатился от одноклассника, и спросил:
– А что с Глебом? Почему он до сих пор не пришёл в себя?
– Ему крепко досталось. Дважды удар дубинкой. Это человек Вацлава, который был с ним в доме в Китайской деревне. Думаю, что Войцеховский его из Петербурга привёз. Я мельком его видела. Но уверена, что это именно он спал в гостиной на кушетке около камина, когда я с письмом возилась. Всё! Потяни верёвки!
Выпутавшись, Паша поспешил к Бойченко. Он несколько раз прошёлся ладонями по его щекам и наконец, услышал судорожный вдох. Затем юноша снял путы с друга, который уже полностью пришёл в себя.
Внимательно выслушав Степанцева, потирая шишки, Глеб быстро рассчитал: – Полагаю у этого человека, вероятно наёмника, вышедшего на прогулку с дубинкой не самые светлые намеренья. Его цель тот курильщик с господином «М». Скорее всего, у него не было указаний на наш счёт. Странно только одно, почему он нас не обезоружил?
Плечи Паши самопроизвольно передёрнулись:
– Он не стал терять время, чтобы прятать клинки. Китайская деревня здесь совсем рядом. Наёмник, может скоро вернуться, уточнив у поляка как с нами поступить.
– Нужно срочно уходить! – истошно закричала Елена Юрьевна, и сын ошалело ломанулся к выходу.
Поднатужившись, парни высадили дверь. На их удачу, она была выполнена весьма хлипкой. Рассекая, как зайцы по полю, они опрометью помчались в казарму.
Замызганные юноши вбежали в свою каморку и плюхнулись на пол у постелей. Перед глазами Паши плавали мутные чёрные и огненные пятна, он испытывал ватное чувство вяжущего страха. Это притупленно-заторможенное и в то же время острое ощущение перебивало и противные колики в боку, и нестерпимую пульсацию шишки, и клокот выпрыгивающего из груди сердца, и заложенность ушей, потерявших связь с внешним миром. Юноша чётко понимал, что это не малодушие или трусость. То, что с ним происходило, имело только одно значение – он осознал хрупкость жизни, сегодня суровая действительность дала о себе знать, он с другом был на волосок от смерти. Это не был мир грёз или компьютерная симуляция. Всё происходило в настоящей реальности, пусть и в прошлой эпохе. Степанцев облизал губы и прямо из заготовленного ведра с водой рядом с импровизированным умывальником начал пить. Глеб подсел с другой стороны и тоже зачерпнул воду ковшиком. Так они просидели минут десять. Пили и думали. Думали и пили. Шпионская затея с выслеживанием перестала быть игрой. Они столкнулись с реальной опасностью и не знали, как им поступить дальше.
Паша посмотрел на мать, которая выбравшись из мешочка, ходила кругами. Ангел-хранитель, уже не стенала, а сухо бормотала молитвы. В её взгляде улавливалась наступательная активность и непримиримость. Это придало сил и запустило второе дыхание. Став отряхиваться, сын поднялся.
– Емельян Прохорович снова задерживается, – отрешённо произнёс Глеб, тоже вставая.
Паша криво усмехнулся:
– У него служба, в отличие от нашей самодеятельности, помноженной на самонадеянность и беспечность. Думаю, пришло время всё с есаулом обсудить.
– Согласен, – решительно произнёс Глеб, и гнусаво протянул:
– Есть охота…
– Как ты можешь думать о еде?
– Я когда нервничаю, только о ней и думаю, – пропыхтел Бойченко.
Степанцев осуждающе заклацал языком:
– Выходить нельзя. Ночью в парке мы как слепые щенки. Потерпим до утра.
Растопив печь, они легли спать. Сначала сон не шёл, но потом, когда потеплело, друзей в одну секунду сморило. Только Елена Юрьевна, как единственный взрослый, продолжала бодрствовать, будто дозорный в карауле. Вскоре она услышала, как скрипнула входная дверь. Став в боевую стойку женщина приготовилась взлететь, чтобы если что разбудить подростков серебряным звоном и напугать незваного гостя. В проёме двери показалась крупная фигура есаула. Психолог судорожно вздохнула, и обессиленно улеглась в кубанке. Бдение можно было передать Емельяну Прохоровичу. Сквозь напавшую дрёму, она видела, что богатырь-казак всё ещё разглядывает спящих подопечных. Решив, что у него есть дети, по которым он скучает, мама Паши забылась глубоким сном.
*баля́сина – фигурный столбик перил.
Глава 13
Как побитые кутята парни, с опаской оглядываясь, примкнули к казачьей группе из только что сменившегося после ночи караула и проследовали в Кухонный корпус через серый от густого тумана парк. На душе у ребят была такая же унылая серость, у обоих головная боль ещё давала о себе знать, намертво замазав ясные мысли слоем столярного клея.
Сегодня утренние обязанности в Людской уже не составляли хлопот, работа шла на уровне мышечной памяти, в то время