Или это огонь внутри? Сажусь за руль, не до конца уверенная, что смогу вести. Меня колотит, у меня стучат зубы. Ощущение оторванности от земли усиливается. Оно мучительно. Кажется, я самый одинокий человек на планете, и если прямо сейчас к кому-нибудь не приткнусь, потом будет поздно. Нет-нет, нельзя домой, не хочу. В пустоте квартиры мне будет только хуже.

Дорога свободна, я резко перестраиваюсь в ряд, разворачиваюсь там, где сплошная обрывается пунктиром, и меняю маршрут.

– Жень?

– Привет, – сглатываю. – Пустишь меня переночевать?

– Господи, конечно! Проходи. У тебя что-то случилось?

– Нет. Я просто… не знаю… не могу сейчас быть одна.

– Он тебя обидел? Всё-таки обидел, да? А я говорил! Я говорил?

– Серёжка, миленький, хороший мой, не начинай. Иди сюда лучше, – маню Дорошева пальцем. Он тяжело вздыхает. Только сейчас замечаю след от подушки у него на щеке – он наверняка уже спал. – Я Нинуську не разбудила? – перехожу на совсем уж едва слышный шёпот.

– Нет. Она дрыхнет без задних ног.

– Я тоже хочу, – вдыхаю почти завистливо. Хочу уснуть и спать долго-долго, пока моя зависимость от Горозии не пройдёт, будто её и не было. Я почти ненавижу тот день, когда его впервые увидела. И почти ненавижу его…

– Так пойдём. Я постелю тебе.

– Нет, – беру Сергея за руку и, закусив губу, ещё и головой веду из стороны в сторону, будто желая усилить сказанное. – Можно я лягу с тобой? Мне надо. Правда…

Кажется, я разваливаюсь на части. С губ срывается всхлип. Дорошев теряется – да-да, я в самом деле редко плачу. Теряется… И тут же, придя в себя, сгребает меня в объятья.

– Пойдём. Хочешь, я тебе ванну сделаю? С пеной или морской солью. Я из Тель-Авива такую классную привёз… Правда, у меня на таможне упаковку вскрыли. Шмонают там – капец. До трусов просто раздевают. Я бы не удивился, если бы они и ректальный осмотр забацали.

– Их можно понять. Они опасаются террористов.

– Так сделать ванну?

– Нет. Просто полежи со мной.

– Ладно… Ты точно не хочешь рассказать, что случилось? Чтоб я хоть знал, за что этой мрази бить морду.

С губ срывается горький смешок:

– Если кого-то и бить, то меня. Может, выбьешь из меня дурь, кто знает?

– Нет, тебя я бить не могу. Иди в спальню, я сейчас приду…

– Я сначала Нинуську поцелую.

У Нины в квартире Сергея нет своей комнаты. Поэтому когда она порой у него остаётся, ей приходится спать на диване. Я тихонько пробираюсь в гостиную, сажусь на пол и, уткнувшись носом в согнутую в колене ножку, сижу долго-долго, пока собравшийся узел в груди чуть не ослабляет хватку. Только потом иду к Серёже. Он дожидается меня лёжа в кровати. Рыжие волосы хулиганисто всклочены. На носу сексуальные очки – Серый делает вид, что читает. А у меня опять зуб не попадает на зуб. Хотя ещё минуту назад казалось, что рядом с дочерью мне удалось вернуть контроль над собственным телом.

– Ч-ч-что ч-ч-читаешь?

– Чехова. Ныряй… – он отодвигает одеяло. Я неуклюже стаскиваю с себя штаны, топ… И в одних трусиках забираюсь к нему. Кладу голову на грудь, руками и ногами обвиваюсь вокруг теплого тела лианой.

– Вот это тебя колбасит!

– Сама не пойму, что нашло.

– Так ли не поймешь? – Дорошев недоверчиво хмыкает. Трёт мои озябшие плечи. – Хочешь, выключу кондёр?

– Нет. Пусть работает, ты ж задохнёшься. На улице жара.

– А ты как будто с мороза.

– Ничего, сейчас пройдёт. Просто… Чёрт.

– Он что, с бабой был? – бьёт точно в цель мой бывший.

– Я так предсказуема?

– Ты? Шутишь что ли? А вот твой товарищ – весьма.

– Да не в нём дело! Ему подарок сделали. Он не мог отказаться и не привлечь внимания.

– Поверить не могу. Ты и тут его защищаешь? Алло!

– Я не защищаю. Я боюсь.

– Чего?

– Что это такая проверка, понимаешь? Они как будто знаю, что у него кто-то есть.

– Кто у него есть, Женя?! Ну кто?

– Кто-то верный.

– Они всё равно не подумают на тебя.

– Ой, не знаю…

– Ты же понимаешь, что вам нужно поговорить?

– Он пока такого желания не изъявлял.

– Так сама изъяви! Возьми его за жабры и спроси – какого хрена?!

– Я никогда ему не навязывалась и не стану. К тому же мы не просто так молчим. Это может быть опасно.

– Ты даже не понимаешь, что он задумал!

– Почему не понимаю? Вырваться. Здесь много ума не надо.

– Ну и? Если так, станешь ему помогать?

– Я кажусь тебе жалкой?

– Нет! Что ж ты за дура? Я… Знаешь, я тебе завидую страшно. Но ему – ещё больше. Знать, что кто-то тебя любит настолько, это… Я даже представить не могу, какое это счастье.

– Он не знает.

– Почему ты так думаешь?

– Я ему не говорила.

– Если он не дурак… а он не дурак, Женя… то давно уже понял, что тобой движет. Другой вопрос, как далеко он готов зайти, пользуясь твоими чувствами.

– Так далеко, как я позволю.

– Вот именно. А на тебя здесь надежды нет. Ты, мать, кажется, позволишь ему всё на свете, желая обратить на себя внимание. Только знаешь, чего я боюсь? М-м-м? Любовь – она либо есть, либо нет. Её невозможно завоевать даже такой вот собачьей преданностью. Это абсолютно иррациональное чувство.

– Так и есть. Если мы говорим об обычном человеке. Но Серго… мне кажется, он головой даже любит – такие у него мозги. Точнее, он никогда не любил, я в этом уверена, но если полюбит, то сначала головой. А в сердце впустит только потом, когда всё как следует проанализирует и оценит на предмет возможных рисков и выгод. И тогда…

– Что?

Подумав, я пожимаю плечами: