— Ты сбежала с ними?

Ладмира вырвалась.

— Я хочу найти Найду и Золину. Пришла к Ярополку.

— Почему ты мне не сказала? Я бы с тобой пошёл.

— Ты пошёл бы к Радиму. Меня бы никто тогда не отпустил.

Даян даже задохнулся от возмущения.

— Что ты говоришь? — начал кипятиться. — Я один пришёл, видишь, никого с собой не привёл.

Ладимира удивлённо вскинула брови, заново посмотрела на Даяна.

— Радим, конечно, в гневе, но я поговорил с ним, он готов тебя принять обратно.

***

— Что же ты неласковая такая? А? — оторвался Ярополк от шеи, до этого целовал жадно, теперь дышал туго, сбивчиво, он уже был на пределе.

Грубые шершавые ладони мужа, забравшись под исподнее, судорожно блуждали по телу Даромилы, сминали, тёрли, причиняя боль, но девушка терпела — дорого ей обойдётся, если посмеет возразить. Она попыталась ответить, прильнув, улыбнулась даже, но вышло натянуто, да и как по-другому, когда внутри умерло всё давно, иссохло.

Тёмные пряди упали на лоб Ярополка, глаза его полыхнули из-под бровей диким необузданным желанием, колючим, жёстким, совсем не греющим огнём.

— Ложись, — велел он.

Даромила подчинилась, опустилась на постель и отвернулась, когда Ярополк, принялся развязывать завязки на штанах.

Разбудила её сегодня испуганная Полёва, которая прибежала с велением Ярополка — тот желал видеть жену. В такую-то рань! Он не позвал её на ночь к себе, а под утро вдруг захотелось.

Даромила задержала дыхание и задохнулась, когда князь навалился на неё всем своим могучим весом. Скривилась, когда тот грубо, без всяких ласк, раскинул её ноги, задрав подол рубахи, вошёл в неё, беря сонную, ещё не пробудившуюся.

Смяв постель и стиснув зубы, Даромила задушила вскрик, что едва не издало её горло. Она зажмурилась и терпела, отстранённо чувствуя, как Ярополк жёстко двигается в ней, причиняя боль. Муж, молча получая своё, даже не смотрел на неё, грубо и протяжно вминая её в постель, входя глубже. И казалось, длилось это целую вечность.

Даромиле вспомнилась их первая ночь, когда точно так же он, хмельной от мёда, брал своё, нисколько не заботясь о ней, но сейчас уже легче, чем было в первый раз.

Князь вдруг поднял голову, заглядывая ей в глаза, мгновенно вспыхнуло в них бешенство, он сдавил её тонкую, что у утёнка, шею, впиваясь в губы, задвигался ещё резче. Даромила вскриков держать в себе уже не могла. Глотала воздух, снося муку.

Закончил он, на её удачу, быстро, издав хриплое рычание, рванулся в последний раз, лихорадочно вминая в постель измотанную жену, бессильно навис, дыша сбивчиво, неровно, шумно. Внутри Даромилы зародилось необоримое желание немедленно оттолкнуть его и поскорее смыть с себя все следы, им оставленные, оттереть кожу, где он касался её. С каждым днём чувство ненависти и омерзения к собственному супругу росло. И было тому немало причин. За спинами уж шушукались, что князь полюбовниц к себе в пастель таскает. Ничего не дрогнуло у неё в груди, кода намедни и сама застала его с девицей. Обрадовалась — пришло долгожданное спокойствие. Только недолго длился тот покой.

Отдышавшись, Ярополк поднял на неё затуманенный взор, прожёг.

— Пошла отсюда вон, — прошипел он.

Даромила не стала ждать, пока её попросят дважды, пошевелилась и тут же была намертво прижата к постели.

— Так не терпится убежать? К кому ты так спешишь? А? Блудница.

Даромила смотрела на него с неверием и изумлением. Хотелось кричать от несправедливости, но девушка задушила в себе этот позыв, призывая спокойствие.

— Я не заслужила того, как ты обращаешься со мной, Ярополк, — сказала она послабевшим голосом.

Князь долго посмотрел на неё, потом хмыкнул. Даромила было расслабилась, но каменные пальцы мужа внезапно сомкнулись на её шее, сдавили сильно. Даромила смотрела ему прямо в глаза. Что ж, пусть лучше задушит, чем жить с ним. Больше не было страха, только слепая злость.

— А я, думаешь, заслужил?! — гаркнул он. — Ты мне всю кровь выпила.

Ярополк никогда не признавал, что их союз был ошибкой, не признавал своё поражение, он слишком самоуверен, привык быть первым, привык брать своё, ему нужно полное подчинение, покорность, чтобы все потакали его желаниям. Вот такой был этот мужчина, которого она изучила за всё то недолгое время, что они вместе прожили.

Дышать стало совсем нечем, лёгкие загорелись. Даромила поперхнулась. Ярополка это отрезвило, он вздрогнул, ослабив хватку. Желанный воздух хлынул в грудь, обжигая, что даже голова закружилась. Он убрал руку совсем, погладив её по волосам, шатаясь на грани взрыва и терпения.

— Позволь уйти, — попросила она холодно.

Лицо его перекосилось, натянулись вены на шее, бурея, но он всё же отстранился. Даромила поднялась, одёрнув скомкавшуюся рубаху, боль меж бёдер ещё не отпускала. Княгиня собралась тихо, стараясь не спешить, но это плохо у неё получалось. Накинув распашень, не оборачиваясь, она вышла из опочивальни.

— Если увижу с кем, узнаю... иссеку.

Даромила замерла, от услышанной угрозы похолодело сердце. Теперь она и не сомневалась, что Ярополк сделает это. Собравшись тихо, Даромила старалась не спешить, но это плохо у неё получалось. Накинув распашешь, не оборачиваясь, вышла из опочивальни князя.

Возвращаться к себе не было никакого желания, одевшись теплее, княгиня вышла из терема, поднялась в светлицу дальней башни. Ещё только брезжил рассвет. Выйдя через светлицу на крытый переход, она поднялась на крепостную стену, шагая неспешно, тихо наблюдала, как разгорается заря, что пылала ныне буйно. За лесистыми перекатами холмов желтел окоём, окрашивая рваные облака в розовый цвет. Морозно было.

Постепенно внутренняя дрожь стихала. Даромиле нравилось это время, когда совершенно нет тяжёлых мыслей, как это бывает к концу дня, когда не пробудился посад, а душа наполняется силами, и кажется, что всё хорошо. Взгляд Даромилы скользнул на кровли изб. Сколько уже живёт тут, а всё как на чужбине, до сих пор не привыкла к Оруши, к людям, копошившимся на улицах, что муравьи. Зимой ещё тихо, спокойно, а с весной настоящее столпотворение. Вспомнилась родина, городище Исбор — тихое место. И снова тоска взяла по дому, по девичьему беззаботному прошлому.

Из задумчивости вывел её шум. Даромила подняла голову и едва улыбнулась, наблюдая, как поднимается по лестнице Искра.

Сестра Ярополка была девушкой видной, с каштановыми, как и у брата, волосами. Сейчас она их распустила, и они струились блестящими волнами по плечам. Высокая, на полголовы выше княжны, с живыми, такими же серо-золотистыми глазами, обрамлёнными тёмными ресницами, с белой кожей, с алыми губами, будто подведёнными чем-то, а когда улыбалась, ямочки на щеках проступали. У Ярополка они тоже есть, да только тот улыбается редко. Такой же, как внешняя красота, был яркий и живой её нрав: если смеялась, то смеялась от души, если гневалась, то всё меркло вокруг. Даромила уж давно привыкла скрывать свои чувства, и рада была бы наружу всё выплеснуть, да нутро будто закостенело.