Появился и Ярополк, да появился не один, а в сопровождении двух молодых девушек. Взгляд Пребрана упал на черноволосою, наверное оттого, что так броско заливал белые щёки багрянец, да блестели янтарём глаза. Девица смущённо бросала из-под тёмных ресниц кроткие взгляды на гостей, видно хотелось ей посмотреть прямо, да нехорошо это. Впрочем, у неё ещё будет время изучить пришлых. С таким размашистым приёмом княжич потерял всякую надежду, что покинет кром[1] сегодня.

Пребран перевёл взгляд на другую девицу, одетую куда богаче. Внутри что-то дрогнуло, когда он лучше рассмотрел её. Она была ниже ростом, чем чернокосая. На белом лбу поблёскивал венец, усыпанный лазоревыми бусинами да серебряными дисками подвесок, спускавшихся по вискам. По плечам пущены две толстые льняные косы, концы их падали к бёдрам. Шнурок огибал талию и поддерживал шерстяную клетчатую понёву, кои носили только замужние. На груди блестели подвески из бронзы и меди. Если первая девица была тонкая, как верба, с ещё нескладными девичьими формами, то тело княгини было гибкое, что лоза, а шаг неспешный, бёдра двигались размеренно и плавно, как перекаты морских волн. Серо-зелёные глаза смотрели на гостей не робким взглядом невесты, ищущей внимания, а взором спокойным, что лесная глушь.

Витязи, смолкшие все как один, повытягивали шеи, оборачиваясь на вошедшего Ярополка, окружённого красавицами. Все приподнялись, приветствуя, чему вынуждены были последовать и гости — они тоже поднялись, проявив должное уважение и почтение.

— Жена моя Даромила, — представил князь зеленоглазую. — Искра, сестра мне, прибыла недавно погостить из Сежмени.

Чернокосая княжна немного, да улыбнулась тонкими алыми губами, зардевшись ещё сильнее. Княгиня нисколько не изменилась в лице, не переставало гулять в её глазах безмятежное спокойствие, розовые губы сомкнуты были плотно. В ней было больше смирения и какого-то отстранённого равнодушия.

— А это гости наши из городища Доловск: сын князя Вячеслава Пребран, побратимы его Ждан и воевода Вяшеслав.

Даромила слегка поклонились мужчинам, взгляд Пребрана случайно скользнул на сцепленные пальцы рук, запястья которых были в чеканных массивных обручьях. Но не драгоценности привлекли его внимание, а то, что на белых кистях проступали побуревшие синяки. Даромила, проследив за его взглядом, опустила руки, вытянулась. Выпрямившись, княжич встретился с молодой женой правителя глазами. Даромила так же смотрела прямо, но на щеках от чего-то проявились багровые пятна, взволновалась, и он поспешил первым отвести взгляд.

Ярополк поднял руку, привлекая слуг. Вмиг были наполнены чары. Два крепких молодца внесли на деревянной чаше, зажаренного секача, которого добыл ныне на охоте Фанвар. Яство поставили в серёдку стола. Князь огромным тесаком отсёк от исходившей паром и соком туши, самые лакомые сочные куски, положил на чашу гостям. В знаком признания, показывая своё доброе отношение к пришлым.

— За славных гостей, что ныне находятся под моим кровом, — сказал хозяин, поднеся чарку к устам, и вторя ему, один за другим зазвучали громкие возгласы витязей.

Все разом смолкли, отпивая кто браги, а кто — мёда, зашуршали одеждами, садясь обратно за стол. Опустился и князь на своё место во главе стола. По левую руку его села Даромила, за ней — Искра.

Застолье разгулялось не на шутку: ели, пили, шумно разговаривали. Вскоре расспросы закончились, и каждый начал хвалиться о своей жизни да мериться силой да храбростью — главная потеха мужчин. Принялись наперебой вспоминать свои подвиги. Пребран тоже вспомнил, и язык его прирос к нёбу, явственно представился перед взором лагерь степняков да своё пленение в нём, такое рассказать — засмеют. Отвагой здесь не похвастаешься, и, наверное, впервые ему сделалось не по себе, нутро зажглось ядовитым пламенем. Пребран погрузился в мрачные раздумья, слыша как иногда общий гул разрывал дикий, горластый мужской гогот. Стало так душно, что пришлось гостям растягивать петли кафтанов, а слугам — открывать окна, но те были слишком малы, чтобы пустить хоть долю свежего желанного воздуха. От того, что воздух был спёртым, быстро захмелели головы, наполнившись туманом. Но раз за разом громыхали чары, громче грохотали голоса, развязывались языки. И среди этого мужского гвалта девушки совсем притихли, но смиренно, как и положено женщинам, слушали и наблюдали молча за всем, что происходило за столом. Иногда, когда кто-то забывался и имел неосторожность обронить какую-нибудь грубую шутку или откровенность, Искра отводила взор. И чем гуще темнело в раскрытых оконцах, тем больше дичали с каждой выпитой чарой мужи, уже не остерегаясь бросить крепкую брань.

Княжич иногда ловил себя на том, что слишком часто обращает взор на женскую часть стола, порой сталкиваясь с тихим взглядом Даромилы.

Когда же совсем стемнело, слуги зажгли пламенники в держателях, людей прибавилось, и уже совсем не понятно стало, кто есть кто. Забили в бубны крепкие, широкие в плечах и лицах мужики, и стало так шумно, что отозвался этот шум трезвоном колоколов в голове. Пребран покинул горницу, вышел на крыльцо глотнуть свежего воздуха. На улице оказалась такая благодать по сравнению с тем, что творилось внутри. Воздух звенел от крепнущего к ночи мороза. Глубокий вечер давно объял землю, выпавший снег заботливо окутал кровли, погружая в дремоту детинец. Из недр хором дробью доносились удары бубна, что биение сердца, да так рьяно, что дрожали могучие бревенчатые стены.

Вяшеслав не заметно подкрался со спины, верно решил не оставлять княжича одного. Впрочем, голова у того гудела так, что происходящее вокруг будто бурлило и било ключом где-то за глухой стенкой. Ко всему уже валился с ног, и чувствовал себя так словно по нему гружёный обоз проехал, хотелось помыться и отправиться на ночлег куда-нибудь наверх, в тишину, чтобы его никто не трогал до самого утра.

— Наверное, сам князь пустился в пляс, — оперев локти о брус крыльца, Пребран поглядел на тлеющий закат.

Вяшеслав усмехнулся в усы.

— Если бы, он там поединок учинил.

Княжич качнул головой, сдерживая улыбку.

— Теперь понятно, почему Радим так относится к нему.

— Стоит выпить мёду, и понеслась гульба, какая тут надёжность, — Вяшеслав положил ладони на брус, прищурился, вглядываясь в потемневшее небо.

Пребран вспомнил о Ладимире. Теперь, наверное, ждёт его не дождётся с ответом. А ответа то и нет, и нужно бы вернуться и поговорить с Ярополком, пока князь ещё на ногах.

Женский вскрик заставил мгновенно выпрямиться, последующий вопль Пребран услышал уже на ходу, бросился назад, внутрь хоромин. В самом деле, состязание было в разгаре. Искра, что бросилась к Ярополку, побледнела вся, вцепилась в плечо брата, на рубахе князя растекалось багровая кровь от резаной раны.

— Прости, князь, случайно вышло! — взмолился молодой парень, верно с кем и затеял Ярополк ристание, и бросился к ногам княжьим.

Пострадавшего обступили ближники. Бубен заглох давно, все замерли в онемении, челядь попряталась за углы. Князь поднял взъярённый взор на вошедших гостей и тут же вернул на бедолагу.