— Ты ужинать будешь?

— В перерыве.

— Добро.

Галдин вышел во двор. В деревне, как вчера и позавчера, чернели темные строения. Фонари горели только вдали, в поместье Сухобокова.

Он посмотрел на часы. Светящиеся стрелки показывали 21.20.

«Если Гвоздь вернулся домой в восемь, то Борисов должен прийти к нему в половине девятого, под ужин. Если все сложится, то разговор продлится полчаса, а то и сорок минут. Сейчас участковый мне не позвонит. Рано еще», — прикинул Галдин и прикурил сигарету.

Рядом объявился Султан и сел у ног хозяина.

— Ты откуда взялся? Я же закрывал дверь.

Если бы пес мог говорить, то заявил бы, что это не так.

Вадим проверил. Оказалось, что он не закрыл дверь. Толкнул, но защелка не дошла до зала.

— Что, Султан? Скучно тебе?

Пес посмотрел в глаза старшего лейтенанта, наклонил голову.

— Ничего, Султан. Найдется и для тебя работа.

Пес слушал хозяина и вроде бы все понимал. Вдруг он навострил уши, прислушался, глядя на сарай, но с места не двинулся.

— Кто там, Султан? Чужой?

Пес зарычал.

— Интересно, кто это сейчас здесь ходит?

Из-за сарая с ревом выскочили два кота.

Султан дернулся было, но сдержался. Команды атаковать наглецов не было.

— Вот оно что. Твои закадычные друзья.

Султан оскалился, ясно показал, что он сделал бы с такими друзьями.

— Фу, Султан, не дергайся. Мы здесь в гостях, а они вроде как хозяева.

Коты исчезли в бурьяне. Султан успокоился.

Галдин затушил окурок, взглянул на небо. Мелкие капли дождя тут же ударили ему в лицо.

— Все-таки полило. Домой, Султан!

Они побежали к хате.

С крыльца были слышны голос комментатора футбольного матча и возмущенные возгласы Дуневича. Вадим присел на скамью, Султан устроился рядом. По поведению пса можно было с уверенностью утверждать, что поблизости никого из людей, да и животных не было.

Галдин вновь посмотрел на часы. 21.40. Время тянулось слишком уж медленно.

Дождь усилился и начал захлестывать крыльцо. Человеку и собаке пришлось зайти в дом. Это произошло как раз во время перерыва.

Галдин сварил другу сосиски, привезенные из гипермаркета, подогрел мятую картошку Марии Алексеевны, налил в рюмку сто граммов.

— А ты? — спросил Дуневич.

— Мне сначала собаку накормить надо.

— Так дай ей сосиски.

— Нет, Славик, нельзя. Султан привык к другой пище.

Из отдельного пакета Галдин высыпал в кастрюлю корм для собаки, сварил его, выложил полученный продукт в большую миску и поставил на подоконник остывать. Султан все это время сглатывал слюну. Академик Павлов был прав насчет рефлекса. Когда хозяин поставил миску на пол, Султан подошел к ней и начал медленно есть.

В это время Галдин приготовил ужин себе.

Когда он вымыл посуду, Дуневич воскликнул:

— Слава богу, хоть в концовке не обделались.

— Что наши?..

— Победили. За пять последних минут забили два гола. И то паренек, которого тренер впервые выпустил со скамьи запасных. Вот тебе и профи. Глаза бы мои на них не смотрели!..

— Не смотри.

— Не могу. И знаю, что проиграют, особенно когда выходят на солидные команды, а все одно жду матча. Это зависимость, Вадим.

— Лучше такая зависимость, чем наркотическая.

— Что-то участковый не звонит. Может, нажрался с Гвоздем вусмерть и забыл обо всем на свете? Такое бывает. Я как-то, конечно, когда еще на ногах был, пошел на село к Володе, напарнику моему. У того день рождения был. Пили самогон. Так, хреновенький. Пол-литра скушали, и ни в одном глазу. Что за хрень, думаю? Добавил еще домашнего вина. Закусили, поговорили, расходиться стали. Пошел и я. Не поверишь, помню только, как добрел до администрации. Потом полный провал. Но что самое интересное, очнулся у себя на хате, правда, в сенях. Видимо, дальше идти сил не хватило. На автопилоте добрался. А это шесть километров. Как шел, встречался ли с кем, говорил ли о чем, ни хрена не помнил. Ленка смеялась, рассказывала, как я на крыльцо попасть не мог. То влево меня уводило, то вправо. Так что если Борисов и Гвоздь нажрались, то можно и не ждать звонка.

Галдин покачал головой и заявил:

— Нет. Борисов не похож на алкаша, который может напиться до чертиков. У него задание.

— А я похож был? Да меня пьяным на деревне единицы видели, а на селе — вообще никто.

— Ага. Особенно в тот вечер, когда ты шел со дня рождения.

— Мне, по крайней мере, никто ничего не сказал. А у наших баб языки злые. Значит, шел я тихо.

Минул еще час.

Дуневич засобирался спать.

— Точно нажрались менты, Вадим, — заявил он.

— Посмотрим.

— Я на боковую.

— Конечно.

Галдин помог другу. Он подмыл его, сменил памперсы, накрыл одеялом.

Вадим вышел в комнату, и в это время ожил телефон, заранее переведенный на вибровызов. Галдин машинально взглянул на часы. 23.35.

— Да?

— Это я. — Голос Борисова, как это ни странно, звучал вполне трезво.

— Понял. Что у тебя?

— Встретились. Гвоздь очень удивился моему приходу…

— Погоди! Тебя никто не может услышать?

— Нет, я в огород вышел, тут обзор прекрасный.

— Продолжай!

— Удивился и спросил, какого черта. Я ему: «Извини Николай Николаевич, вот пришел, чтобы ты меня уму-разуму научил. Не могу больше так служить. — Борисов передавал суть разговора минут пять. — В общем, после второй бутылки, которую выставил сам Гвоздь, он мне сказал, что доверие заслужить надо. Но ты, мол, правильно сделал, что пришел. Иначе скоро оказался бы у разбитого корыта, так как тобой очень недоволен господин Сухобоков. Если же я всерьез думаю работать на босса, то Гвоздь замолвит за меня словечко. Но мне придется делать только то, что прикажет он сам и Сухобоков, иногда выполнять деликатные задания и крепко держать язык за зубами.

— Ты сказал, вы выпили две бутылки?

— Почти, немного не допили.

— Но у тебя голос не пьяный.

— Ну, во-первых, я чуть ли не целую пачку масла съел перед тем как идти к Гвоздю. Во-вторых, в ходе разговора закусывал. В-третьих, у меня организм к водке привыкший. Пузырь выпью, только запах да еще глаза и выдадут.

— Значит, Гвоздь готов взять тебя в команду? — уточнил Галдин.