и, слегка ссутулив обнаженные плечи, смотрела на входную дверь. Венка на ее голове уже не было – он болтался в ее опущенной вдоль тела руке. Но даже в этой пораженческой позе она казалась такой яркой – салатовый сарафан контрастировал с блеклым, старомодным оформлением вестибюля, венок в руке спасал от затхлого запаха.

– Эй, – мягко позвал он, боясь ее напугать.

Ее плечи тут же распрямились, она приподняла руку, а он перевел взгляд на ее отражение в стеклянной двери и увидел, как она, уменьшенная и едва заметная, провела пальцем под глазом.

Он шагнул к ней.

Но она развернулась к нему, вновь улыбаясь с гордо поднятым подбородком, венок чуть раскачивался у нее в руке.

Его это просто взбесило. Он уже наигрался за этот вечер и не хотел думать о том, почему отсутствие у Норы улыбки означало бы перемирие.

– Ой, привет! – воскликнула она тем же высоким и фальшиво-радостным тоном, каким встретила его в начале вечера. – Мне нужен был воздух.

Уилл молча наблюдал, как до нее доходит смысл собственных слов. Пауза, недоумение… почти неуловимая на лице досада.

– Эм… я про комнатный воздух. – Она снова поправила резинку, удерживающую на груди ее сарафан. – Наслаждаетесь вечером?

Он снова не ответил, потому что не знал, что сказать. Он вроде как наслаждался, пока не увидел ее такой – съежившейся, робкой, улыбающейся.

Она прочистила горло.

– Ладно, вижу, что вы злитесь. Но я не просила Мэриан назвать ваш номер первым, честно. – Она замолчала, потупив взгляд. Она когда-то успела надеть сандалии и теперь с шуршанием пыталась вытащить из-под подошвы подол сарафана. – Это просто совпадение.

– Я не беспокоюсь из-за этого, я хорошо выступил.

Она снова принялась раскачивать венком, уголок ее сжатых губ пополз вверх, отчего на щеке появилась ямочка.

– Да, вы были неплохи. Хотя грустное, конечно, стихотворение.

Настал его черед переминаться с ноги на ногу. Блин, ему определенно надо перечитать то стихотворение. И все же она впервые за вечер сказала что-то искреннее, что не казалось частью представления. А ведь без труда могла схитрить, особенно учитывая, что привело его за ней.

– У вас тоже вроде как.

Она взглянула ему в глаза и опустила голову. Снова издала неуверенный, фальшивый смешок.

– Кто же знал, что стихи о лете такие грустные?

– Нора. – Он не понял, почему произнес ее имя, особенно так. Словно хотел отчитать. Словно видел ее насквозь.

Она отмахнулась.

– Глупости говорю.

– Сомневаюсь.

Она подняла голову, их взгляды встретились, и его екающее сердце пронзило болью, потому что глаза у нее блестели от слез.

– Нора, – произнес он опять, но уже мягче.

– Я не… Я не хочу говорить об этом. – Она выставила вперед руку, и он понял, что снова шагнул к ней. – Особенно с вами.

Ой.

Уилл сделал шаг назад, неловко прокашливаясь. Когда он уже поймет, что эта девушка не хочет его тут видеть? Ну стоит сказать ей спасибо за такое успешное напоминание. Сейчас он должен развернуться, пройти по коридору с херувимами-сталкерами и вернуться к ремонту.

– Нет, постойте, – остановила его она. – Простите, я в смысле… эм. После того, что вы мне сказали… что вы… ну… – Она затихла, очевидно не в силах произнести слово, которое он выпалил ей несколько дней назад. Она переложила венок из одной руки в другую, несколько лепестков опало. – То есть… потеря бабушки с этим не сравнится.

Он расслабился. Так это не потому, что она не хотела его видеть, по крайней мере сейчас. Но ему все равно надо идти, пора было вернуться к ремонту.

Но он не ушел. Уилл прислонился плечом к стене, прямо у почтовых ящиков, и сунул руки в карманы. Вспомнил, как она вроде бы вытерла слезу, и после этого уже ни за что на свете не мог заставить себя развернуться и пойти в квартиру Донни.

– Думаю, для скорби не существует ярлыков. Видимо, вы были близки.

Нора кивнула.

– Ей было девяносто два. Правда, все… знаете, все хорошо. У нее была долгая насыщенная жизнь, и в конце она была, ну, не совсем в себе. Так что…

Она снова затихла и так знакомо пожала плечами. Он точно так же отвечал на вопросы примерно год, когда ему было семнадцать. «Он долго болел», – говорил Уилл тогда. «Хорошо, что ему больше не нужно страдать», – отвечали люди.

– Это все равно тяжело, – сказал он. – Не важно, как именно это происходит. Не важно когда. – Он вспомнил ее стихотворение: «Ведь правда, все в конце концов и слишком рано умирает?»

Вот это стихотворение грустное, подумал он.

Она кивнула и отошла к стене, повторяя его позу: прислонилась к стене с другой стороны от почтовых ящиков. Не улыбнулась, отчего он с облегчением выдохнул.

– Наверное, не стоило говорить, что я сирота, – сказал он, предлагая свою искренность в ответ на ее. – Отец умер, когда мне было семнадцать, а мама еще через год. Я тогда уже был взрослым.

Она поглядела на него долгим взором.

– Это… не то чтобы взрослый.

Что еще осталось сделать, как не пожать плечами, знакомо и искренне?

– Достаточно взрослый, – ответил он и сменил тему: – Джона сказал, вы с твоей бабушкой раньше вместе читали стихи.

Она замялась, бросив на него мягкий вопросительный взгляд, на секунду он подумал, что она не отступится и спросит, что значит «достаточно взрослый».

Но на его лице, видимо, отражалось что-то протестующее, так что Нора не стала давить, она оперлась на стену всей спиной, вытянув скрещенные лодыжки. Податливая ткань свободно струящегося сарафана собралась спереди складками – на животе, бедрах, острой линии тазовых косточек, – и его тело обдало жаром изнутри. Поняв, что слишком откровенно уставился, он тут же поднял взгляд к ее лицу, хотя она на него даже не смотрела. Она вглядывалась в люстру с висящими кристаллами.

– Сегодня было странно, – сказала она. – У меня было чувство, что… Не знаю. Наверное, что она рядом. Но не как жуткий призрак, а как помощник. Что она присматривает за мной.

Он вспомнил момент, как Нора резко перебила миссис Салас, когда он приехал вечером. Коснулся лаврового венка у себя на голове.

– Она помогла достать венки по скидке?

Нора издала смешок – тихий, с придыханием, и в кои-то веки он не пронзил его сердце. Но добрался до других пылающих жаром частей тела, хотя с этим при желании легко было справиться. Уилл глубоко вдохнул через нос и вжал пальцы в ладони. Успокоился.

– Да, наверное. Но еще помогла с погодой и со всеми, кого мы пригласили… –