Кингстон знал о болячках Нолана.

– Что, он плохо о себе заботится?

– Не так, как должен, – шумно выдохнул я. – Перспектива у меня непонятная, понимаешь?

– Понимаю, но ты пропустишь лишь первые несколько недель, у тебя будет масса времени доказать свою ценность для команды.

– Надеюсь…

Мы въехали на парковку, и разговор на личные темы закончился. Общие собрания – это тягомотина для сплочения команды и поднятия боевого духа. Генеральный менеджер сборной Джейк Мастерсон, который, несмотря на сравнительную молодость, пользуется заслуженным уважением, и тренер Уотерс примутся накачивать нас ура-энтузиазмом, для которого у меня нет настроения.

Уотерс грозился закатить для нас вечеринку перед официальным началом сезона. Я не жалую вечеринок, не люблю толпу и скрепя сердце общаюсь за бортом катка, но не явиться не могу, иначе вообще не вольюсь в новую команду.

После собрания состоялась тренировка, в которой я участия не принимал: меня отправили к спортивному физиотерапевту. Скажу сразу, Стиви куда лучше выглядит и пахнет, чем этот мужик. Он, конечно, профессионал и знает, как лечить, но больше о нем ничего хорошего добавить не могу.

Он первым делом оценил амплитуду движения ноги, потом мял и ощупывал меня минут сорок и наконец вынес вердикт: интенсивная реабилитация, начинаем завтра.

Я поковылял в раздевалку, где вся команда переодевалась на тренировку. Меня подмывало вызвать «Убер» и убраться домой – в паху от непрошеного внимания все горело огнем, но я понимал, что должен остаться. Если я не могу играть, надо смотреть, как играют другие, проникаться, следить, как сыгрывается команда. Я сидел на скамье и глядел, как разминаются ребята. На меня наваливалась депрессия.

Неожиданно рядом оказался Уотерс в своем строгом деловом костюме, из которого он не вылезает. Уотерс у нас из неравнодушных. Такой весь страшно дружелюбный и доброжелательный… От этого настроение стало еще поганее.

– Ты как?

– Да нормально. От восторга прыгать не с чего, но завтра начинаю реабилитацию, надеюсь выздороветь раньше, чем за шесть недель.

Алекс хлопнул меня по плечу.

– Только не переусердствуй. Я, когда плечо повредил, на все был готов, лишь бы успеть к плей-оффам. Травмировал вроде плечо, а затупил мозгами.

– Я помню, вас тогда здорово помяли.

Я играл в низшей лиге и еще только мечтал попасть в профессионалы, когда хоккейный мир взорвала полученная Уотерсом травма. Лучший игрок НХЛ выбыл перед самым концом сезона, потому что Кокберн, игравший в команде соперников, затеял разборку на льду и нанес Уотерсу серьезную травму. В результате спортивная карьера Кокберна завершилась как бы сама собой: в том сезоне у него истекал контракт, а новый с ним никто подписывать не захотел.

Уотерс кивнул.

– Если бы я гнал с реабилитацией, я бы сейчас и ложку поднять не мог этой рукой. Меня тогда только друг удержал от глупостей. Слушай свой организм и не угробь, слышишь, не угробь себя торопливостью! Спешка знаешь когда нужна?

Мне неохота было выслушивать про ловлю блох и понос, хотя про себя я признавал правоту тренера.

– Я же буду заниматься под присмотром специалистов.

Уотерс приподнял бровь.

– Старт у тебя получился жесткий, но одна травма не определяет весь сезон.

Я смотрел на Рука, который будто по маслу проскальзывал между игроками, ведя шайбу к воротам. Этого у него не отнять – нереально быстрый и словно текучий какой-то. Даже Кингстона обвел. Объехав сетку сзади, Боумен остановился перед Кингом. Тот вообще со всеми ладит, его невозможно вывести из равновесия. Мы с Кингом дружим по принципу двух противоположностей (единственная общая черта – и я, и он предпочитаем раз и навсегда заведенный порядок). Боумен положил Кингстону руку на плечо, они о чем-то поговорили, и Кинг кивнул, видимо проглотив полученный совет.

Мне бы относиться к Боумену с меньшей неприязнью, раз я выяснил, что у него в пентхаусе не любовница живет, но я люто ненавидел этого типа. Ведет себя как вонючий мажор, а родился-то на козьей ферме!

Боумен подкатил к скамье и взял себе бутылку воды.

– Как дела, Уинслоу?

– Нормально.

– Хороший был сейв, – он запрокинул голову и начал лить воду себе в глотку, искоса глядя на меня.

– Спасибо, – проскрежетал я, не понимая, не то это такой у Боумена сарказм, не то он выделывается, потому что Уотерс рядом и слышит разговор.

– Когда вернешься на лед, отрабатывай сыгранность с ребятами в защите.

Удержавшись от грубости, я выдавил:

– Это обязательно станет частью моего плана тренировок.

– Я не уверен, что Уинслоу надо ставить в защиту.

Мы перестали в упор смотреть друг на друга и уставились на Алекса.

– Как?! Ты же согласился, что Уинслоу лучше защищать ворота, чем пытаться забрасывать шайбы! – прошипел Боумен.

Алекс пригвоздил его к месту взглядом, в котором недвусмысленно читалось предупреждение.

– Ты за меня не выступай, Боумен, у меня у самого язык имеется, – отрезал он и повернулся ко мне. – Уинслоу, ты крупный, для защиты это хорошо, к тому же вы с Кингстоном кореши. Со временем и при должной тренировке ты можешь стать отличным защитником. Может, ты и захочешь на каком-то этапе своей карьеры поиграть в защите, но сейчас я пожалуй что и ошибся, поставив тебя туда. Я следил за тобой во время матча с Нашвиллом. Должен признать, ты очень быстрый при твоих габаритах, так что мы тебя переведем обратно в форварды, где тебе сподручнее.

Я кивнул, подавив улыбку от ощутимого бешенства Боумена.

– А защиту оголим, что ли?

– Волноваться об этом буду я. Это моя работа, – одними губами улыбнулся Алекс.

– Тебе лучше знать. Лишь бы игра не пострадала, – буркнул Рук.

– Кстати, у меня появилась идея, – Алекс сложил руки домиком, глядя то на меня, то на Боумена.

– Какая? – Рук облокотился на борт, но было видно, что он напрягся.

– Когда Бишоп вернется на лед, будете играть в паре.

– Ты это серьезно? – У Рука сделался такой вид, будто у него руки чешутся врезать мне или своему обожаемому Алексу.

– Абсолютно, – подтвердил Уотерс и повернулся ко мне: – Подтянешь скоростную технику и будешь играть на второй линии, а раз Рук у нас лучший форвард, так и действуйте вместе.

Боумен насмешливо задрал бровь.

– Куда мне до самого Уотерса! Может, вам завязать коньки и на лед, тренер?

– Я потерял звание лучшего в прошлом году, когда ты уверенно побил мой рекорд по очкам.

Ну все, начался чертов фестиваль вылизывания нижних полушарий! У Боумена язык уже длиннее носа стал.