Акбара на Читтор вождь сисодиев, Рана Пратап (1540–1597), вел долгую партизанскую войну против Моголов. Во время своего первого военного назначения в 1614 году Хуррам сразился с наследником Пратапа, Амар Сингхом (1559–1620). Потерпев поражение от гораздо более сильной могольской армии, Сингх запросил мира. Через год обе стороны достигли соглашения о том, что клан Сисодия освобождается от необходимости заключать браки с представителями могольской династии или присылать ко двору своих официальных представителей. По этому договору им также позволялось самим управлять своими землями, и крепость Читтор возвращалась в их владение.

Победитель Хуррам был избран наследником Джахангира, но его все более бунтарское поведение заставило отца назвать его «бидалват» («негодный»). Нур-Джахан, которая приобрела влияние из-за нездоровых зависимостей мужа и его пошатнувшегося здоровья, стала фактической правительницей империи. Она тоже отвернулась от Хуррама и стала благоволить одному из младших сыновей Джахангира, Шахрияру. Чтобы убрать Хуррама с дороги, она убедила Джахангира отправить его в Бурханпур защищать южную границу империи Великих Моголов от остатков Делийского султаната, несомненно надеясь, что он не вернется из этого похода живым.

Смерть Джахангира 28 октября 1627 года положила конец комфортному сценарию наследования, который задумала Нур-Джахан, пытаясь посадить на престол больного Шахрияра (он страдал одной из форм проказы). Ее планы нарушил Асаф-хан, верный Хурраму военачальник армии Джахангира, заключивший царицу под домашний арест. Хуррам все еще находился в Южной Индии, в трех месяцах пути от Агры, когда до него добрались новости о смерти отца. 24 января 1628 года, через 12 дней после того, как он вошел в город, в рассчитанное астрологами и оракулами время он короновался как новый падишах Шах-Джахан («царь мира»). Одним из первых его законов было повеление казнить Шахрияра и его сторонников. Нур-Джахан отправили в ссылку в Лахор, где в 1645 году она скончалась.

Рожденный раджпутской матерью, Шах-Джахан имел больше индийской крови, чем могольской, но никогда не забывал о своих мусульманских корнях. В вопросах религии и государственности он был более ортодоксален, чем его отец. Обычай простирания ниц перед правителем рассматривался как немусульманский и был запрещен. Восстановили покровительство ежегодному хаджу, прекратили поддержку строительства и ремонта зданий для немусульманских богослужений. Однако присутствие иезуитских миссионеров при дворе терпели и, как при Акбаре, нанимали индусов для командования войсками.

Проводя агрессивную военную политику, Шах-Джахан добавил к своей империи часть Восточной Индии, Синдх и северо-западные области, пограничные с Афганистаном. Были также подписаны мирные договоры с основными княжествами Декана, Адил-шахами Биджапура и Кутб-шахами Голконды. Попытки вернуть земли Тимуридов в Северном Афганистане и Средней Азии оказались менее успешными. Настоящей задачей этих войн была возможность проявить себя двум его сыновьям, которые впоследствии соперничали за место отца, – Аурангзебу и Дара Шукоху.

В военных походах Шах-Джахана всегда сопровождала его любимая жена Мумтаз-Махал (1593–1631). Все остальные жены его гарема не обладали и тысячной долей того влияния, которым располагала она, как отмечает ее современник Инайят-хан. С Мумтаз-Махал советовались по всем государственным вопросам, ее царской печатью скреплялись официальные документы. Когда в 1631 году она умерла после тридцатичасовых родов, давая жизнь своему четырнадцатому ребенку, Шах-Джахан был до того убит горем, что не появлялся на людях целую неделю. «Из-за постоянных слез ему приходилось носить очки, а его благородные борода и усы, в которых прежде можно было заметить лишь несколько седых волосков, за несколько дней тяжкого горя стали белыми более чем на треть», – писал Инайят-хан.

Мумтаз похоронили в саду, у берега реки Тапти в городе Бурханпур, где она умерла. Через шесть месяцев ее тело перевезли в Агру и перезахоронили на берегу Джамны. Позже на месте ее могилы вырос величайший из всех архитектурных памятников эпохи Великих Моголов – Тадж-Махал. Сложенный из белого мрамора, обильно украшенный самоцветными камнями, этот мавзолей стал, по словам придворного историка Казвини, «шедевром будущих веков и предметом восхищения для всего человечества».

Из всех сражений за наследство, какими изобиловала эпоха Великих Моголов, борьба, разыгравшаяся между четырьмя сыновьями Шах-Джахана, была самой ожесточенной. В апреле 1657 года император заболел, когда возвращался в Дели с летних каникул. Венецианский путешественник и целитель-самоучка Никколо Мануччи связывает его болезнь с передозировкой афродизиака, «поскольку, будучи человеком старым, он желал развлекаться, как юноша». Шах-Джахан выздоровел, но слухи о скорой его отставке успели разнестись по всей империи. Прежде чем вернуться в Дели, он объявил своим наследником Дара Шукоха (1615–1659), своего старшего и любимого сына. Подобно Акбару, Дара Шукох был человеком Возрождения, однажды он сказал: «Сущность индуизма та же, что и сущность ислама». Роковая ошибка Шах-Джахана в подготовке наследника заключалась в том, что он не сумел вовремя разоружить остальных претендентов на престол – принцев Шую, Аурангзеба и Мурада.

Увидев Тадж-Махал после завершения его постройки в 1648 году, французский врач Франсуа Бернье настаивал, что этот мавзолей гораздо больше заслуживает права считаться чудом света, чем «эти бесформенные глыбы» египетских пирамид

В течение девяти лет, прошедших с того времени, как Шах-Джахан едва не умер, именно Аурангзеб (1618–1707) стремился к власти наиболее рьяно. Предпочитавший жизнь без излишеств и имевший ортодоксальные религиозные взгляды, он презирал своего старшего брата и все то, за что тот ратовал. Он сетовал, что Дара Шукох завоевал расположение отца «при помощи лести, мягкости языка и постоянного смеха». Пока Шукох в Афганистане безуспешно пытался взять Кандагар, Аурангзеб в 1658 году взял Агру и заточил Шах-Джахана в Красный форт. По возвращении в Индию Шукох был предан одним из своих генералов, схвачен и доставлен в Дели, где его провезли по городу в цепях на грязном слоне. «Повсюду, – писал французский врач Франсуа Бернье, – я видел, как народ плачет и горюет о судьбе Дара в самых трогательных выражениях: мужчины, женщины и дети вопиют, словно такое великое несчастье произошло с ними самими». Принца обвинили в отступничестве, приговорили к смерти и обезглавили.

В мае 1659 года Аурангзеб объявил себя императором и взял титул Аламгир («покоритель Вселенной»), это персидское слово было выгравировано на мече, который подарил ему его пленный отец. Репутация Аурангзеба как человека твердой веры до сих пор крепка в Индии. Его почти пятидесятилетнее правление отмечено окончательным сковыванием санскритского культурного мира могольскими узами. Как писал Бэмбер Гаскойн: «Акбар расколол мусульманское общество мыслью, что Индия – не исламская страна. Аурангзеб расколол Индию, действуя так, будто она была таковой». Целыми месяцами он заучивал Коран. В любой ситуации он расстилал в положенное время молитвенный коврик для вечерней молитвы, даже в разгар сражения. «В общем и целом Аурангзеб был строгим пуританином, – замечал один из его ранних биографов, Стенли Лейн-Пул. – Ничто в жизни – ни трон, ни любовь, ни удобства – не были так ценны для него, как верность принципам ислама».

Некоторые ученые, например Одри Трушке и Кэтрин Шофилд, до сих пор оспаривают его праведность. Долгое время считалось, что Аурангзеб запрещал музыку, потому что она нарушает нормы ислама, но это лишь один из множества мифов, которые к настоящему моменту при более тщательном знакомстве с предметом были развеяны. Несмотря на приверженность строгому исламу, в ранний период своего правления он очень осторожно выступал против индуизма. Его сыновья и знать продолжали отмечать индусские религиозные праздники, покровительствовать поэтам, наслаждаться музыкой и вином. Все изменилось в 1669 году, когда он приказал губернаторам всех провинций Могольской империи разрушить индусские храмы. Через несколько лет последовал новый приказ, запрещавший индусам занимать высшие посты. Однако эти приказы никогда не исполнялись систематически, и храмы были разрушены только в нескольких областях Северной Индии.

На рисунке, приписываемом придворному могольскому художнику Бичитру,