До назначенного сигнала-выстрела оставалось минут десять. Я терпеливо ждал, прикидывая, какая будет реакция бандитов.

Наконец глухо бухнул выстрел. Клацнули дверцы машины, и на фоне серого неба выросли три силуэта.

- Что это? - тревожась, спросил Головин.

- Стреляют вроде, - предположил Гена.

- В кого и кто? Пойдем. Ты, Кузя, - на шухере!

Две фигуры, отделившись от машин, скрылись в доме. Через некоторое время любопытство заставило и Кузю взобраться на крыльцо и просунуть голову в приоткрытую дверь. Это было очень кстати. Я подкрался к крыльцу и, взлетев по ступеням, ударил по двери ногой, одновременно успокаивая Кузю рукояткой револьвера. Редкостная черепушка оказалась у парня - крепкая и гулкая. От такого удара у нормального человека череп рассыпался бы хрустальной вазой, а здесь - ничегошеньки.

Но все же Кузя заплохел, доверчиво улегся у моих ног, любезно предлагая свою пушку, торчавшую за ремнем. Пушка оказалась копией той "дуры", что осталась у Ступина.

Заниматься Кузей дальше мне было недосуг. Миновав трактирный зал, я заглянул в правый коридорчик.

Переговоры шли полным ходом. Дверь в комнату-ловушку была прикрыта, и вся троица стояла на полуперевертыше.

- Не зна-а-аю я, где это золото, - утробно выла Лия. - Отпустите!

- А мальчики-то еще живые? - поинтересовался Головин.

- Кутя сразу отдал душу, а Володя с этим мужиком готовятся, вот-вот...

- Кто стрелял?

- Я. Страшно здесь, отпустите.

- Посиди, по...

Договорить он не успел - тяжелая дверь ухнула, и я с лязгом вогнал засов в продушину. Воцарилось молчание.

- Кузя, ты что? Крыша поехала? - бодрясь, хихикнул Головин-Вотруба.

- Сейчас мы ее проветрим, - успокоил Гена. - А ну, открывай, дятел! Кому говорю? Кузя, открывай!

- Отдыхает ваш Кузя, головка у него бо-бо, - сочувственно ответил я, что есть мочи выкручивая ржавый вентиль и моля Бога, чтобы мерзавцы оказались у левой стены. Только в этом случае сработает перевертыш.

Винт вышел до отказа и под беспорядочные пистолетные хлопки пол ухнул вниз. Моментом я выдернул засов и рванул дверь. Тусклая лампочка высветила глубоко внизу три распростертых тела. Над одним из них, кажется Геной, усердно трудился Ступин, охаживая его по черепу рукоятью револьвера.

- Ладно, хорош! - крикнул я. - Лия, где вход в подвал?

- Через кухню. - Женщина с неохотой оторвалась от Головина. Мне показалось, что она приводила его в чувство, заботливо растирая щеки и лоб.

- А третий-то как?

- А он... С ним проблем не будет. Берегись! - вдруг заорал Ступин, глядя на меня распахнутыми ужасом глазами.

Как подкошенный я рухнул на порог, а споткнувшийся об меня Кузя несколько секунд спустя уже корчился в каменном мешке. Строго между лопатками, с наклоном к голове, из его тела торчал длинный арматурный прут. При тусклом свете лампочки прут отливал багрянцем.

Парень жутко орал, судорожно дергаясь.

Когда я наконец нашел дверь западни и открыл засовы, он уж агонизировал. Сдерживая тошноту, отвернувшись, в углу стоял Ступин. Лия, приподняв голову умирающего, казалось, старалась поймать последний его взгляд. По телу Кузи бежала последняя судорога, и он вытянулся на полу, уже остекленевшими глазами разглядывая женщину, ждущую его смерти.

Я с трудом оттащил Лию в другой угол.

- Успокойся, - уговаривал я рвущуюся из рук женщину. - Совсем ведь озверела.

- А он, он не зверел? - Слезы душили ее, мешая говорить. - Что он со мной творил, мамочка-мамочка...

Она зашлась в протяжном вое, а я спросил Ступина, как все случилось...

- Вы стояли на пороге, лицом к нам. Вдруг я увидел, что кто-то занес над вами прут - и все во мне занемело... хорошо, что успел закричать. Остальное знаете. Падал он прямо на свою арматурину. Что теперь делать-то?

- А эти живы? - кивнув на Гену и Головина, спросил я.

- Живые, сейчас очухаются.

- Где наручники?

Ступин протянул руку с болтающимися на ней браслетами. Я выругался и стал искать ключ в Кутиной куртке. Подтащив мычавших Гену и Головина к быку-опоре, я сковал их "в хороводе", найдя вторую пару наручников у Гены в кармане.

Теперь можно было закурить.

Ситуация возникла аховая. Бросить все и удрать? Невозможно. И я, и Ступин слишком уж засветились в этом городишке.

- А что делать с ними? - вслух размышлял я.

- Грузик к ногам - и в колодец, - предложил Ступин.

Ни Лия, ни я его не поддержали.

- Нельзя их туда. Они преступники, да! И только они могут подтвердить нашу невиновность, иначе отвечать придется нам. А трупов многовато. Только в Эйске три... - Я тут же заткнулся, сообразив, что проговорился. С беспокойством глянул на Лию.

Она казалась спокойной, только костяшки грязных окровавленных пальцев побелели и взгляд бритвой резанул затылок стонущего Головина. Лия впилась в меня глазами.

- Я знаю, - прохрипела она голосом алкоголички. - Я слышала. До суда с ним ничего не случится. Но может быть, обойдемся без суда?

- Нет, не обойдемся, - ответил я. Взглянув на Ступина, добавил: Володя, отгоните машины на задний двор, чтоб не маячили. Да не вздумайте смыться. Тогда кранты для всех. И для вас тоже.

Он молча кивнул и вышел.

- Пойдемте отсюда тоже, - сказала Лия.

Я кивнул и поплелся следом за ней, предварительно задвинув дверной засов.

В одной из комнат левого крыла мы обнаружили работающий холодильник с кое-какими припасами, то ли еще от Максимыча, то ли уже от Головина.

Я разрешил Лие только сырое яйцо и несколько граммов коньяку. Немного придя в себя, она разговорилась:

- Когда я родилась, еще была жива бабушка Ольга. Историю этого странного дома она поведала перед смертью. Мне тогда исполнилось пятнадцать. Прабабки давно уже не было в живых, а сам дом занимали продовольственно-промышленные склады ОРСа. Бабушка рассказывала, что еще девчонкой она однажды, то ли во сне, то ли наяву, видела, как мать спускается в подвал. После долгого отсутствия мать вернулась с полной пригоршней красивых блестящих украшений. В доме после этого долго-долго было много еды.

И вот с этого момента, где бы я ни находилась, дом, как магнитом, меня притягивал. Идея эта - вернуть прадедовское "фамильное" добро - не отпускала ни на секунду. Но как вернуть?

Я часто бродила вокруг, заглядывая в зарешеченные окна, но конечно же ничего рассмотреть мне не удавалось. Наверху все завалено товарами, а что в подвалах - вообще загадка. Тогда я свела дружбу с грузчиками и сторожами, совала нос куда только возможно. Стараясь стать им нужной и даже необходимой, исполняла любые их просьбы, вплоть до того, что в пятнадцать лет в одной из комнат впервые познала любовь. Это был старый человек, но зато в его дежурства я теперь могла свободно шнырять по всему дому в поисках заветного. Вскоре я спустилась и в подвал, там было овощехранилище. Как назло, в тот день явился проверяющий вневедомственной охраны, орал и грозил отдать нас под суд.