Светлана Анатольевна внимательно прочитала листок и бросилаего на стол.

— Так, значит, деньги ушли не на Кипр… — протянула оназадумчиво. — Ну что ж, разберемся.

Снова подняв глаза на Инну и как будто удивившись, что онавсе еще здесь, Светлана произнесла внешне спокойным голосом:

— Можешь идти домой. У тебя, верно, дел домашнихнакопилось за время отсутствия.

Инна сухо поблагодарила ее и вышла. Она удивилась, чтоСветлана ее отпустила так, среди рабочего дня, но решила, что та чувствует себявиноватой из-за Павлика — не надо было при Инне его упоминать. Как только заней закрылась дверь, Светлана Анатольевна нажала одну из кнопок на своем столеи сказала в микрофон:

— Зайди!

Открылась дверь, которую обычные посетители ее кабинетасчитали дверью стенного шкафа, и вошел человек, увидев которого один раз,трудно было забыть.

Он был среднего роста, но очень плотный, тяжелый инеповоротливый. Его узкий лоб, с выпуклыми, как у неандертальца, надбровнымидугами, был весь покрыт жесткими курчавыми черными волосами почти до самых глаз— маленьких, глубоко посаженных, жестоких. Лицо его было покрыто густойчерно-синей бородой, а левую щеку пересекал кривой багровый шрам.

Войдя в кабинет, он безмолвно остановился и выжидающепосмотрел на Светлану Анатольевну.

— Инну ты знаешь. Где живет — тоже.

Она не ждала ответа, но Муслим утвердительно кивнул.

— Пойдешь к ней домой. Позже, чтобы тебя никто невидел. Ее уберешь так, чтобы было похоже на несчастный случай. Эта дура слишкоммного всего знает. Сын у нее чокнутый — ну, смотри по обстоятельствам. Егоможешь не трогать, совсем кретин, не опасен. В остальном решай сам. Все понял?

Муслим снова утвердительно кивнул и удалился в ту же дверь,откуда вышел. За этой дверью у него была маленькая потайная комнатка, гдестояли мониторы, позволявшие наблюдать за всеми помещениями фирмы и за входом,чтобы он мог проверять не только сотрудников, но и гостей. Здесь же он хранилсвой маленький арсенал, которого хватило бы, чтобы произвести государственныйпереворот в небольшой латиноамериканской стране.

Но никакие латиноамериканские страны Муслима неинтересовали, а в родную Чечню путь ему был заказан: три года назад случилась унего ссора с одним очень наглым молодым парнем, после чего ему пришлось срочноудирать в Россию.

С чего началась ссора — Муслим уже не помнил, а кончиласьона хорошо: он разрядил в того шакала полный рожок «Калашникова»… Муслим любилиспользовать в спорах неопровержимые аргументы. Одно плохо — брат этогомолокососа был настоящий джигит, большой человек, как тогда говорили — полевойкомандир… Муслиму не хотелось вспоминать, как он прятался двое суток в подполеу одной своей знакомой за мешками с картошкой, пока бойцы Сулеймана искали егопо всему аулу. Не любил он вспоминать и о том, как знакомый старик вывез его изаула, заваленного горой кукурузных початков. Это было унизительно, недостойнонастоящего джигита. Потом он шел ночами по горным тропам, отсиживался в кустах…Нет, этот период он не любил вспоминать. Выбравшись из Чечни, он поехал вПетербург, где жил родственник, хороший, авторитетный человек. Но родственник,увидев его, побледнел как женщина и чуть не затрясся от страха.

— Ты с ума сошел, — сказал Муслимутрус-родственник, — если Сулейман узнает, что я тебя прячу, всей моейсемье настанет конец. Сулейман — страшный человек, он всех убьет — и сыновей, идочь.

— Я думал — ты мужчина, — сказал Муслим своемуродственнику.

Тому стало стыдно, он вспомнил, что такое кровное родство.Он подумал немного, потом сказал:

— Я тебя не могу взять в свою группировку, Сулейманузнает. Но я тебя устрою к хорошему человеку на службу, там никто не спросит,кто ты и откуда. Только будь верен и держись в тени, чтобы тебя меньше видели иреже слышали, — у Сулеймана людей везде много, он тебя еще долго будетискать.

И родственник привел его к Светлане, она как раз искаланужного человека. Сначала Муслиму обидно было служить женщине, но потом онлучше узнал ее и понял, что не всякий мужчина с ней сравнится — с еежестокостью, решительностью, с ее хваткой. Он был ей предан, выполнял все ееприказы беспрекословно, и ему ни разу не пришлось об этом пожалеть. Вот исейчас он не торопясь продумал свои действия, выбрал необходимый инвентарь,надел неприметную темную куртку, натянул пониже спортивную шапочку, повышеподнял воротник — людей у Сулеймана много, не дай Аллах, встретишь случайно наулице, — и отправился исполнять приказ.

Павлик был дома один — тетя Даша, дождавшись Инниноговозвращения из-за границы, уехала на несколько дней к своей сестре в Купчино.

При виде сына Инну пронзила острая жалость — он сидел посредикухни на табуретке, уставившись в стену потухшим взглядом, и что-то заунывноенапевал, раскачиваясь в такт. На появление матери он никак не отреагировал,даже не посмотрел в ее сторону. Инна подошла к Павлику, прижала к себе егоголову, погладила по волосам.

— Бедный мой! Ну как ты тут без меня?

От ее ласки он немного обмяк, перестал раскачиваться, но непрекратил унылого пения. Она мягко отстранилась и стала готовить ему еду.

Из-за плеска воды в мойке и скворчания масла на сковородкеона не сразу расслышала подозрительный шум в прихожей. Только когда чуть слышнолязгнули замки на входной двери, она прислушалась.

— Тетя Даша! — крикнула она, вытирая руки. —Ты вернулась, что ли?

На возглас никто не ответил, и Инне стало страшно. Онаогляделась в поисках какого-нибудь орудия самообороны и уже протянула руку кувесистому топорику для отбивания мяса, когда на пороге кухни появился плотныйкоренастый мужчина с низким обезьяньим лбом и черной бородой до самых глаз.Заметив ее движение, он молниеносно перехватил руку, потянувшуюся за топориком,и, резко заломив руку за спину, толкнул Инну на пол. Потом он вынул из карманакусок пластыря, залепил ей рот, чтобы не кричала, а сам повернулся к Павлику.Павлик при виде незнакомца страшно побледнел, затрясся всем телом и тоненькозаскулил, как раненая собака. По щекам его побежали ручейки обильных слез.Увидев, в каком он состоянии, бандит с отвращением сплюнул:

— А, идиот! Совсем идиот! Ну шайтан с тобой, рукимарать противно.

Он отвернулся от Павлика, поднял с пола вялосопротивлявшуюся от страха Инну и потащил ее в ванную комнату. Здесь он крепкосвязал ей руки и ноги широкой матерчатой лентой, она не оставляет на кожеследов, в отличие от веревок.

Потом он осмотрелся в поисках вещи, необходимой дляинсценировки несчастного случая. Он собирался наполнить ванну водой, опуститьтуда Инну и бросить в воду какой-нибудь включенный электроприбор нормальногоженского обихода — фен, щипцы для завивки, — что-нибудь, что он сможетнайти на месте, чтобы не оставлять в квартире незнакомых вещей, которые моглибы навести милицию на подозрения. На глаза ему попался вполне подходящий дляего черного дела электрический фен. Он положил его поближе и открыл краны. Иннас ужасом следила за его приготовлениями, начиная догадываться, какую смерть оней готовит, но не в состоянии ему помешать. Струя воды хлестала в ванну,наполнив ее до половины. Убийца включил фен в розетку и повернулся к Инне,собираясь раздеть ее и бросить в ванну, как вдруг за спиной у него раздалсяяростный крик.