– Да нет, – сказал Панарин. – Привыкаюпомаленьку.

– Нахал. Ко мне невозможно привыкнуть.

– Я постараюсь.

– Глупости какие. Я меняюсь, как море, я легка, какбеда, в вековечнейшем споре озорства и стыда… Шеронин. Между прочим, посвященомне.

– Надо же…

– Не иронизируй, наверняка сам не умеешь писать стихи ипотому завидуешь. И тебе никто стихов не посвящал, тебе этого не понять. Все,пришли. Мне здесь нравится.

В полумраке ритмично вспыхивали красные, синие и желтыеажурные фонарики, по стенам проплывали тени каравелл, конных рыцарей истаринных замков, голос певца был грустным, как письма, которые остаютсянеотправленными:

– Звезды в желтых листьях умирали,

их сгребали кучами и жгли.

Шла Любовь в накидке из Печали,

шла печаль в накидке из Любви…

– Понял? – прошептала ему на ухо Марина, прижаласьтеснее. – Все перемешано до абсолютной неразделимости…

Панарин опустил лицо в пушистые волосы.

«Вот и все», – обреченно подумал он, радуясь этойобреченности.

– Марина, – сказал он, цепенея от нежности.

– Что? Сама знаю. У тебя никогда не было такой, как я?Верю, потому что я уникальна.

– Я…

– И это знаю, поцелуй меня.

Они были не одни в зале, но это не имело значения – несуществовало ни зала, ни Эвридики, только музыка и они.

Марина мягко отстранялась:

– Пойдем. У меня опять приступ сумасбродства. Хочупопасть куда-нибудь далеко отсюда. Есть здесь таинственные места, заколдованныезамки?

– Есть, – сказал Панарин. – А кто недавноподсмеивался над поисками заколдованных замков, чаши Грааля?

– То было днем, а теперь ночь…

…Панарин посадил мобиль у огромной скалы, похожей набезголового верблюда, в густой тени. Опустил верх.

– Это и есть прославленное в туристских проспектахместо? – спросила Марина, с сомнением озираясь. – Ты с дороги несбился?

Мобиль стоял на каменистой равнине, кое-где вздыбленнойскучными выветрившимися скалами. Красоты здесь было не больше чем в ящике спеском. Издали доносился глухой размеренный шум воды. В небе желтел серпикОрфея, лежавший рогами вверх, как пектораль на груди невидимого великана.

– А где же хваленый Мост Фата-Моргана?

– Пошли, – сказал Панарин.

– Ну хотя бы драконы здесь водятся?

– Мы их заклинаниями отпугиваем, – сказал Панарини включил фонарик. – Ну, пошли.

Они спустились по отлогому склону, обходя высокие пучкижесткой колючки. Несколько минут шли, петляя, меж каменных стен. Белый лучфонарика метался по ноздреватому камню, дергающиеся тени, казалось, отпрыгивалив темноту, и скоро начало мерещиться, что кто-то и в самом деле крадется следом– такое тут было эхо.

– Ну и лабиринт, – сказала Марина. – Ты кудазаманил беззащитную девушку?

– Прямо к Минотавру. Я у него на процентахработаю, – сказал Панарин не оборачиваясь. – Вот, а теперь начинаетсясамое интересное… Сворачивай за скалу, иди первая.

Он пропустил ее вперед и двинулся следом, заранее улыбаясь –ночью водопады производили особое впечатление. Испуганное ойканье – Маринаотпрянула назад, и Панарин придержал ее за плечи.

– Ну-ну, не упадешь, – сказал он. – Пришли.

Стоило шагнуть за скалу – и человек оказывался на узеньком,не шире трех метров, карнизе, над пропастью. Отсюда открывался вид на десяткикилометров вперед, а слева, далеко внизу, широкая спокойная река обрываласьвысоким водопадом, струйчатым занавесом, серебристая лунная дорожка дробиласьоблаком сияющей пены, и река косо уходила вправо, под скалу, на которой онистояли.

– Да… Но все же?

– Тихо, – прошептал Панарин, не выпускаяее. – Сейчас…

Багровый диск Энцелада, второго спутника, показался из-загоризонта, оторвался от него, поплыл по небу со скоростью воздушного шара.Скалы отбрасывали две тени, полосу пены и брызг на гребне водопада пронизалирадужные сполохи, перекинувшие феерический сверкающий мост между двумяберегами.

Это продолжалось примерно полминуты, потом вспышки чистыхспектральных цветов стали тускнеть, и мост незаметно растаял.

– Вот так, – сказал Панарин. – Дваразноцветных спутника, минеральные примеси в воде, а впрочем, планетологи ещене до конца выяснили насчет этой ночной радуги…

– Перестань, – Марина высвободилась и встала лицомк нему. – Ну и тип – он в таком месте, с ним такая девушка, и он ейрассказывает о минеральных примесях… Или собрался меня здесь утопить?

– Вот именно, – сказал Панарин. – Чтобыникакого фильма. Таинственное исчезновение известной журналистки. Скалы храняттайну. В традициях ваших штампов.

– Ну-ну, не нужно насчет штампов, иначе вправду спихнув водопад. Что ты молчишь? Расскажи что-нибудь о минеральных примесях.

– Они примешиваются.

– К чему?

– К воде.

– Как интересно… Тим, ты меня боишься?

– С чего бы вдруг?

– С того. Ты же боишься подпасть под мое очарование, ипризнаться в этом боишься.

– Ну и боюсь, – сказал Панарин. – Мы же нероботы, в конце-то концов. – Он взял ее за плечи и заглянул вглаза. – Зачем я тебе?

– По правилам игры мне это полагается спрашивать.

– Знаю я твои правила игры.

– Ой ли? Ничего ты не знаешь, кроме того, что я… –Марина притянула его голову, крепко поцеловала в губы, налетевший ветероквзметнул ее волосы и забросил на шею Панарину, словно петлю накидывал. Торопясьпрогнать эту мысль, Панарин обнял Марину и перестал слышать рокот водопада.

– Нет, – Марина решительно отстранила его. –Вернемся в поселок, ладно? Здесь все время кажется, что за тобойшпионят. – Она запрокинула голову, всматриваясь в звездное небо. –Вот эта монетка. – Она коснулась прикрепленного к лацкану куртки Панаринадиска, действительно напоминавшего старинную монетку.

На ее платье поблескивал такой же. Каждый отправлявшийся запределы поселка обязан был надевать датчик – тот передавал спутникам «Динго»данные о работе сердца и местонахождении человека. Шпионством это никак нельзябыло назвать, но любой оператор «Динго» без труда мог определить, что эти двоестоят сейчас вплотную друг к другу, и ритмы работы сердец несколько отличаютсяот нормальных, правда, в таких случаях по неписаному закону оператор убирализображение с экрана, полагаясь лишь на звуковой индикатор ритма сердца, ноПанарин не стал ей этого объяснять, не надеялся переспорить.