– И все же тебе придется еще какое-то время там отдохнуть, пока мы не проверим твои слова. – Валерий обратился к конвойному: – Отведи его обратно.

Пьяница попытался протестовать, но сдался:

– Ладно, только побыстрее все выясни. Вы же полиция.

– Ты останешься нами доволен.

Когда задержанного увели, Валерий закашлялся и повернулся к Шмакову:

– Виктор, почему ты не откроешь окно пошире? На улице жара, а у нас такой запах. Я думал, коньки отброшу, пока с ним общался.

Капитан распахнул окно:

– Да, крепко пахнет… Наверное, никогда не моется. Хоть бы водкой протирался. Не только же ее внутрь заливать.

– Он так не считает. – Костиков подошел к столу, взял мобильный и набрал телефон Карпова: – Здравствуйте, Георгий Алексеевич. Только что мы провели повторный допрос задержанного. Он признался, что оговорил себя.

– Я нахожусь рядом и сейчас к вам приду, – ответил Карпов таким голосом, словно не верил в искренность пьяницы.

– Приходите.

Георгий примчался через десять минут, словно ждал какого-то сигнала со стороны Костикова или Шмакова.

– Вы отпустите его?

Майор развел руками:

– Нам придется это сделать.

– Почему? Вы ему верите? Но ведь он утверждал другое. Он пришел за деньгами…

Костиков поморщился:

– Он утверждает, что не похищал вашего ребенка, а всего лишь собирался обуть вас на деньги, услышав о похищении по телевизору. Парень живет сейчас у приятеля, который, вероятно, пропил не всю технику. Николай говорит, мол, чуть не прыгал от радости, когда узнал о вашем горе. Когда-то вы оставили его без жилья и денег, и вот теперь он решил с вами поквитаться. – Офицер почесал за ухом. – Мне кажется, парень не врет. Он действительно тут ни при чем.

Карпов подался вперед:

– Как ни при чем?

Костиков щелкнул пальцами:

– Ну, посудите сами. Организовать такое похищение – для этого нужен трезвый ум. Алкоголику подобное не под силу. Это во-первых. Есть еще и во-вторых. Вы знаете территорию мусорозавода. Сейчас он заброшен. Когда-то туда ходил транспорт и любой мог спокойно добраться до этого места. Теперь это проблематично. Чувствуете, к чему я клоню?

Георгий кивнул:

– Да. Вы хотите сказать: Николаю пришлось либо кого-то просить довезти его до мусорозавода, либо брать такси. И то и другое нереально.

– Вот именно, – подтвердил Валерий. – Недалеко от шоссе мы обнаружили следы протекторов машины. Похитители просто не обошлись бы без автомобиля. Вряд ли у Мелентеева есть друзья, которые бы не только имели машину, но и предоставили ее в его полное распоряжение. Нет, не тянет он на организатора.

Карпову не хотелось мириться с этой мыслью. Ведь тогда не оставалось никакой надежды найти Димку.

– У него могли быть сообщники, – проговорил он. Майор не возражал:

– Теоретически – да. А практически получилось бы как в песне: «Раз пошли на дело – выпить захотелось». Я расспросил его о жизни и приятелях и узнал: Николай – бомж. Развалюшка в деревне, куда вы его пристроили, давно пропита, и он в настоящее время обитает у кореша, ветерана афганской войны. Их понабилось в его однокомнатную человек десять. Ветеран еще ее не пропил только потому, что имеет льготы и хорошую пенсию, то есть платить коммунальные услуги еще в состоянии. Кроме того, дружки худо-бедно зарабатывают на пропитание. Ну, вы представляете, как это делают бомжи. – Он потянул носом воздух. – Мне кажется, я пропах исходящей от него вонью. Придется сегодня сменить всю одежду.

Георгий стукнул кулаком по колену:

– Вы обязаны провести у него обыск. Вы ведь не можете отступить только потому, что Мелентеев кажется вам неподходящей кандидатурой.

Стоявший в углу Андрей отвернулся. Валерий улыбнулся и положил руку на плечо Карпова:

– Проведем, не волнуйтесь. Сегодня и проведем. А вы поезжайте домой. Ваша жена беременна, и вы должны находиться возле нее.

Георгий глубоко вздохнул.

– Мне меньше всего хочется смотреть ей в глаза, – признался он. – Ну как я в очередной раз сообщу ей, что не продвинулся ни на шаг в освобождении Димки?

Тимощук вздохнул:

– Мне меньше всего хотелось смотреть ему в глаза в тот момент, хотя, согласись, он сам виноват. Если бы они с женой вовремя сообщили в полицию…

Панфилов кивнул и сделал глоток остывшего чая:

– Надо бы повторить… Анечка, принеси нам еще чайничек и пахлаву.

Официантка словно появилась ниоткуда:

– Сейчас все вам будет.

Андрей взглянул на часы:

– Наверное, после нашего с тобой свидания смогу поехать домой. Сегодня в отделе на удивление тихо.

Клим тронул его за локоть:

– Не раньше, чем поведаешь мне еще о таком подозреваемом, о котором Карпов может и не вспомнить. Такие имелись?

Тимощук поморщился:

– Один крайне неприятный тип, некто Борис Жуков. Я сам участвовал в его задержании. Если Анечка притащит мне еще чебурек, расскажу и о нем. Кстати, беседа не получится короткой. Этому типу бы романы писать. Он так многословно рассказывал о себе, своей семье и пристрастиях, ничего не утаивая, как Чикатило, что писатель уже избрал его героем своей книги. Впрочем, могу опустить подробности и поведать о самом главном.

Журналист покачал головой:

– Я должен знать все в подробностях. Так что старайся ничего не упустить.

– Хорошо.

Анечка словно читала их мысли. Кроме пахлавы, она притащила порцию горячих чебуреков:

– Угощайтесь, пожалуйста.

Друзья не заставили себя ждать. Проглотив один чебурек, Андрей снова начал рассказ.

Борис Жуков стоял у окна и с грустью смотрел на клумбы палисадника, которые его жена разбила в прошлом году. Он терпеть не мог работать на земле и сразу предупредил супругу: мол, если она хочет, пусть огораживает небольшую территорию под окнами их квартиры на первом этаже, но пусть зарубит себе на носу – он и близко не подойдет. Это ее не испугало, и вскоре земля запестрела цветами. В этом году кусты сирени зацвели как никогда, и даже Борис любовался этой красотой. Казалось, ему можно было жить и радоваться. Неплохая работа с неплохим заработком в автосервисе, любящая жена, двое прелестных детишек. Однако этого ему было мало. На протяжении многих лет он чувствовал какую-то неудовлетворенность, раздражительность, желание покончить с собой. Жена как женщина почти не привлекала. И потом, этот навязчивый сон! Сон, преследовавший и в дневное время. Жуков представлял себе облик мальчика в коротких штанах, с которым он вступал в сексуальную связь. Для борьбы с этими мыслями и фантазиями Борис пытался вести беспорядочную гетеросексуальную половую жизнь, глушил водку. Однако это помогало ненадолго, фантазии вновь насильственно вторгались и, наконец, привели его к суицидальным идеям. Фантазии стимулировались детьми, которых он видел на улицах, образами телесериалов, журнальной продукцией. Втайне от супруги он коллекционировал эти изображения, но в страхе, что она проникнет в святая святых, уничтожал их. Однажды фантазия перешла в реальность. Борис тогда взял отпуск и поехал к родной сестре в Крым. В Симферополе недалеко от вокзала он познакомился с мальчиком лет одиннадцати, проживавшим поблизости. Мужчина просто подошел к ребенку, улыбнулся, заговорил – и малыш растаял от внимания взрослого дяди. А затем дядя отвел ребенка в укромное место и начал «учить» взрослой жизни… Естественно, парнишка не мог понять, чего от него хотят. Но дядя был ласков, и ребенок слушал его.