дверь в спальню передо мной. И лишь дождавшись, когда я пройду внутрь, зашёл сам и затем хлопнул ею с оглушительным треском.

Он начал раздеваться прямо у входа. Снял пиджак, бросив небрежным движением на кресло неподалёку, щёлкнул браслетом на часах, чтобы сделать один шаг вправо и отложить их на комод.

— Раздевайся, — раздался приказ, после которого мой внутренний голос завопил об опасности.

— Гера, может ты для начала объяснишь, что происходит. — Я действительно не понимала. Точнее я догадывалась, что он намекал на секс, но не могла связать между собой его гнев, ревность и намёк на интим.

— Ты глухая? Я сказал раздевайся, — муж отчеканил по словам. Некогда синие, теперь почерневшие глаза метали в меня молнии ненависти, обещая страшную кару за малейшее неповиновение. Судорожно сглотнув, я потянула за пояс пальто. Затем прошла ко второму креслу, разделённому от первого низким квадратным столиком и стоящему ближе к окну, чтобы снять сапоги. Лёгкими мурашками страх скользил по моей коже, забирался под неё, но уверенность в собственном муже мешала ему овладеть моим разумом.

— Вернись в центр комнаты, — последовал новый окрик, когда со вторым сапогом было покончено.

Я выполнила указание, чтобы не вызвать ещё большего раздражения у взбешённого мужчины. Яростные глаза затягивали меня в свою чёрную воронку, и я будто загипнотизированная не смела отвести взгляд.

— Раздевайся… полностью, — выстрелил словами муж, пока сам расстёгивал мелкие пуговицы на рубашке и манжетах рукавов. Крепкая грудь оголилась. И только этот факт заставил мой взгляд скользнуть ниже, оглаживая красиво очерченные, идеально вылепленные мышцы. Образовавшаяся во рту сухость вынудила облизнуть губы. По правде говоря, мой муж — исключительно привлекательный мужчина, для меня по крайней мере. Атлетически сложенный, с крепкой, развитой мускулатурой, которую любил поддерживать в спортзале. Он намного шире в грудной клетке того же Петра Аркадьевича. Странно, что я вспомнила о Загородневе-старшем в такой момент. У Геры черты лица несколько грубее, против тонких аристократических черт братьев Загородневых, но не лишены обаяния, квадратный подбородок смягчался аккуратной ямочкой посередине, синий взгляд всегда прямой, цепкий и хищный смотрел по-особенному, пронзительно. Его внутренняя уверенность и решимость сквозила в каждом движении, заставляя женщин оборачиваться ему в след и замирать, прикладывая ладонь к груди по причине сбоившего дыхания. Он прекрасно знал себе цену и с успехом этим пользовался. Поэтому после нашей свадьбы я сполна прочувствовала весь спектр женской гадючьей зависти и неприязни, исходивший от большинства представительниц прекрасного пола брачного возраста самого широкого диапазона, имевших матримониальные виды на Георгия Подольского.

— Живей, Мира. Ты до сих пор одета, — властный голос выдернул меня из фантазий. А я заряженная обнажённым, соблазнительным торсом мужа, сполна погрузившись в любование им, почему-то забыла о страхе, о злобных и ненавистных взглядах исходящих от него. По наивности решила, что мне возможно привиделось и на самом деле Гера всё также любит меня, как беззаветно и преданно любил все семь лет брака, промелькнувших как один день. Вот и получилось, что один брошенный взор на его шикарное и обещающее много удовольствий тело способен лишить меня остатков мозгов, потому что я споро стащила через голову пуловер, затем избавилась от юбки. Когда дошёл черёд до белья и чулок, то услышала:

— Повернись задом.

Сегодня на мне надет бежевый комплект с чёрными кружевными вставками. Я выполнила, как он сказал, а после заведя руки за спину, расстегнула застёжку бюстгалтера, чтобы, спустив лямки с плеч, отбросить его в образовавшуюся на полу кучу одежды. Только потянула трусики вниз и тут же последовал новый приказ:

— Медленно, Мира. Очень медленно.

Я многозначительно усмехнулась, но развела ноги на ширину плеч, чтобы, согнувшись пополам, выставить попу на широкий обзор. Трусики под моим управлением медленно скользили вниз по ногам до самых щиколоток. Только после этого я выпрямилась, сильно прогибаясь в пояснице и одним движением головы отбрасывая копну длинных волос за спину, затем переступила через бельё и потянулась к чулкам, но властный голос снова остановил:

— Ложись на кровать животом.

Забравшись через изножье на кровать, я на четвереньках, не забывая призывно вилять попой, доползла до изголовья и растянулась на прохладном покрывале. Муж вскоре устроился верхом на моих бёдрах и неспешно водил по спине и ягодицам горячими ладонями. Ощутив через тонкие чулки шершавую ткань, я догадалась, что он так и не снял брюк. Неожиданно раздался шелест ремня, вытаскиваемого из шлёвок. Новый холодок пугающей неизвестности пополз вдоль моего позвоночника. И я обернулась в самый неудачный для себя момент, чтобы увидеть, как Гера, согнув кожаный ремень пополам, проверял его на прочность. После этого зрелища уже не страх, паника захлестнула с головой.

— Гера, что ты делаешь? — мой дрожащий тонкий голос диссонировал с повелительным мужским.

— Воспитываю потаскуху-жену, — короткий ответ, после которого на мою попу обрушился шквал ударов широким кожаным ремнём. А я завопила во всю глотку.

— Нет! Остановись, Гера! Что ты делаешь? — громко кричала наравне с раздающимися звуками порки.

— Я уже ответил, Мирочка, что я делаю, — хлёсткий, подобно обрушивающимся на меня ударам ремня, ответ. И новая серия безжалостного «воспитания», которое высекало из меня плач, стоны, крики, ругательства, но все они оказались бесполезными. Мне чудилось, что кожа на ягодицах лопнула под воздействием издевательской трёпки. В голове рисовались картины сильного кровотечения, уродливых шрамов на тонкой нежной коже. От этого становилось ещё страшнее и ещё больнее. Вскоре мои крики превратились в жалостливые всхлипы. Потому что терпеть издевательство было невыносимо не только из-за физических мучений.

— Гера, пожалуйста, умоляю, остановись.

Хлестание перекинулось на спину. И я завопила от новой порции терзаний. Начала брыкаться с удвоенной силой. Удары прекратились, но я не успела сделать облегчённый вдох, как мою голову воткнули в подушку больно прихватив кожу с волосами на затылке. Следом раздался яростный шёпот на ухо:

— Ещё одно движение и воспитывать тебя придётся не в спальне, а во дворе. Чтобы все желающие полюбовались какая шлюха мне досталась в жёны и на что приходится мне идти, чтобы держать твою похоть в узде.

Я затихла от прозвучавшей угрозы. Гера не адекватен, ясно как день, поэтому пришлось задушить сопротивление и затолкать свой упрямый норов подальше, чтобы не умереть раньше времени от разрыва сердца по причине жуткого стыда, если муж осуществит угрозу. Но вскоре дыхания стало не хватать, голова кружилась, а лёгкие зажгло от острой нехватки кислорода. Я снова задёргалась. Голова вдруг освободилась, и я жадно глотала живительный воздух, смаргивая чёрные мушки перед глазами. Но не успев прийти в себя, услышала очередной поток брани