Я кисло усмехнулся. Одно дело – блуждать по бурелому, и совсем другое – по небоскребу без выхода, да еще когда тебя на каждом шагу пичкают всевозможными «сюрпризами». И нет никакой надежды на то, что тебя найдут и спасут.

Может, вернуться в тот кабинет с диваном, улечься и ждать, что будет дальше? Как там у Шекспира? «И видеть сны…»

Но принять такое решение мне не дали. Где-то в коридоре раздался душераздирающий скрип открывающейся двери, и я отпрянул от стены. Секунда, вторая, третья… В коридоре никто не появлялся. И опять, как в туалете, у меня возникло стойкое убеждение, что кто-то буквально сверлит меня взглядом.

– Кто здесь? – громко спросил я тишину.

Но тишина, как ей и положено по определению, ничего мне не ответила.

Я сделал несколько шагов в том направлении, откуда доносился скрип. Одна дверь, вторая, третья… Все плотно закрыты.

Очередные звуковые эффекты?

Наверно.

И тут я вдруг увидел. Дверь ближайшего кабинета слегка шевельнулась, словно от сквозняка. Сквозь узенькую щелку, которая образовалась между дверью и косяком, было видно, что внутри царит непроглядная темень.

Каким-то шестым чувством я вдруг понял, что именно там стоит и наблюдает за мной КТО-ТО.

Ладони мои опять стали липкими. Сердце перешло с ритма неспешной прогулки на спринтерский бег.

Меня так и подмывало повернуться и чесануть по коридору подальше от этой жуткой приоткрытой двери, и, наверное, я бы так и поступил, если бы мне в последний момент не стало стыдно.

Эх ты, сказал я себе. За тобой, возможно, сейчас следят скрытые камеры, а ты ведешь себя как последний трус.

И тогда я решительно шагнул к неплотно закрытой двери и рванул ее на себя. В комнату потоком влился свет из коридора, и сначала мне почудилось какое-то быстрое движение в глубине кабинета, но тут я вовремя нащупал выключатель и щелкнул им.

Это был вовсе не кабинет. Нечто вроде склада канцелярских товаров. Вдоль стен тянулись металлические стеллажи, на которых возвышались запечатанные пачки бумаги, какие-то картонные коробки, штабеля папок, груды конвертов… К моему великому разочарованию, съестного здесь не было.

Спрятаться в этом помещении было негде, но на всякий случай я наклонился и заглянул под стеллажи. Потом задрал голову, изучая верхние полки.

Нет, никого. Ни людей, ни привидений.

Даже ни одного заплутавшего зеленого человечка не обнаружилось.

Я не глядя взял с полки одного из стеллажей первый попавшийся конверт и вздрогнул. На нем было отпечатано: «САВЭС».

И чуть ниже – адрес. Тот самый, по которому я сюда пришел. Улица Проектируемая, дом 46.

Я взял конверт с другой полки – то же самое. И на следующей полке – то же. И еще. И еще.

Целая кипа конвертов с заранее заполненным адресом.

Для чего их заготовили в таком количестве?

Чтобы использовать в качестве приманки для таких кандидатов в подопытные морские свинки, как я?

Не все клюют на нее, но иногда находятся наивные простаки, готовые поверить во что угодно.

А это означает, что система заманивания людей в ловушку продумана и отработана до мелочей.

И, возможно, не я первый, не я последний тычусь слепо носом в стены в поисках выхода.

Неужели же от моих предшественников не осталось никакого следа? Куда все они могли деться? Или где-нибудь в недрах Шайбы имеется бассейн с соляной кислотой, в который бросают трупы жертв после кровавой расправы?

Я содрогнулся.

Не от страха – от отвращения к самому себе.

Это ж надо дойти до такой степени трусости, когда в голову сами собой лезут всякие мерзости!

И тогда я понял.

Ни в коем случае нельзя останавливаться. Потому что, если обречь себя на бездействие, то мозг будет работать на холостых оборотах, неустанно пережевывая одни и те же предположения и опасения. А по всем канонам термодинамики любая работающая система рано или поздно перегревается, изнашивается и выходит из строя. Применительно ко мне это значит, что если я зациклюсь на попытках решить в уме задачу, в условиях которой не хватает ряда важных величин, то либо сойду с ума, либо, в лучшем случае, стану пожизненным невротиком.

И я пошел дальше.

Свет на «складе конвертов» я нарочно выключать не стал. Нечто вроде маленькой мести за пережитый страх: пусть у них нагорит побольше по счетам за электроэнергию.

Я исследовал весь этаж от начала до конца, потом спустился по лестнице еще на один этаж.

Там мне пришла в голову мысль, что если уж досконально исследовать здание, то надо действовать планомерно.

Я добрался до лифтового холла, вызвал лифт – к моему облегчению, он все еще работал – и тут испытал новое потрясение. Никакой надписи кровью на стене в лифтовой кабине уже не было. От нее не осталось и следа, словно кто-то аккуратно стер ее мокрой тряпкой. Хотя мусор в лифте по-прежнему радовал глаз. Более того, к шелухе семечек и окуркам теперь добавились две пустые банки из-под пепси и с остервенением разодранный пополам пакет от чипсов «Крюгер». Там еще оставались кое-какие крошки, и я не побрезговал ими воспользоваться, хотя уже потом, вылизав, как собака, внутренность пакета, я испугался: а вдруг чипсы были отравленными?

Однако обошлось…

Рассудив, что в моем состоянии потом будет легче спускаться, чем подниматься, я нажал кнопку под номером двадцать пять и поехал наверх.

Коридор верхнего этажа мне показался каким-то «не таким», и я долго не мог вникнуть, в чем тут дело, пока не обошел его весь по зигзагообразному периметру. Только вернувшись к лифту, я понял, в чем загвоздка: куда-то напрочь пропала приемная, в которой я проторчал, как идиот, бог знает сколько часов. Да и ковровые дорожки были тут не красные, как в первый раз, а темно-зеленые.

Зато в одном месте откуда ни возьмись на стене появился стенд, усеянный всевозможными объявлениями, выполненными как рукописным, так и типографским способом. Я не поленился убить энное количество времени, чтобы изучить эти бумажки.

Разброс тематики сообщений был слишком широк. От панических просьб к нашедшему в туалете связку ключей, бумажник и золотую коронку немедленно обратиться в комнату номер сто восемнадцать до рекламы услуг по созданию стойких и очень оригинальных татуировок на лице и прочих частях тела. Из деловых документов здесь наличествовали лишь приказ некоего главного инженера (фамилия и подпись были неразборчивыми) об объявлении выговора слесарю-сантехнику Ерохову Дж. Г. за проявленную халатность при устранении протечки батарей (на чистом месте под подписью значилась корявая приписка чернильным карандашом: «А судьи кто?») и график выдачи персональных противогазов персоналу штатных подразделений, обозначенных номерами от одного до тридцати. Но особенно меня потряс в этой разношерстной бюрократической мешанине раздел «Творчество масс», где был помещен стишок старшего консультанта отдела номер пять Севериана Супагина: