Кроме Бертины, за ужином тогда никто не разговаривал. Правда, уследить за ходом ее мысли было порой трудновато, да никто особо и не пытался. В конце концов она рассердилась и спросила, почему все на нее злятся. После ужина Бертину отругали – она погладила кошку. Мама говорила о блохах и бешенстве, хотя кошка на вид была чистая, довольно милая и ее наверняка уже перегладило немало детей.

Повсюду торговали всякой всячиной – от деревянных масок с рогами и вытянутыми в трубочку губами до массивных цепочек, которые едва ли подошли бы к маминым платьям. Мама купила аргановое масло, которое вроде как называют марокканским золотом. Незаменимо для кожи и волос, укрепляет здоровье и чего только еще не делает.

В кафе сидели люди со светлой кожей, похожие на нас, но с дредами, одетые в красочную свободную одежду. И, похоже, мылись они чуть реже, чем мы. Улицы в медине напоминали узенькие тропинки между домами, и, чтобы не отстать, я держался поближе к маме с Бертиной.

И тогда папа предложил мне немножко прогуляться по пляжу. Я сказал, что хочу спать. Мама с Бертиной все равно собирались возвращаться в отель, к тому же Бертина дулась и отказывалась разговаривать с нами.

– Ну пожалуйста, – папа посмотрел на меня. – Давай! Хоть проветримся!

– Дидрик, ну чего ты уперся, – сказала мама.

Футболисты уже разошлись. Ворота тут были совсем крошечными, на такие и вратарь не требуется. Мне казалось, будто игроки все время переругиваются, но вот они громко захохотали. Рядом текла мелкая речушка, впадавшая в море. Мы разулись и побрели по песку, возле самой кромки воды. Папа предложил в следующий раз пожить прямо в Сахаре – есть тажин у глиняного очага, спать в палатке и смотреть, как над песчаными дюнами восходит солнце.

– По ночам в пустыне температура воздуха почти как зимой – удивительно, да? Надо будет захватить шапки и термобелье, – сказал он.

– Мы что, опять сюда приедем?

– Вполне возможно.

– Даже не знаю, хочется ли мне.

– Можем и еще куда-нибудь съездить. Как говорится, the sky is the limit[8], верно? Но я тут кое-что с тобой обсудить собирался.

Я решил было, что папа хочет поговорить о случившемся в тот вечер, собирается извиниться. Но вместо этого он принялся рассказывать историю, которой я прежде ни разу от него не слышал.

– Иду я как-то мимо магазина одежды, смотрю – стекло разбито, а внутри огонь, кто-то вломился внутрь и поджег манекены. И тут я увидел, что преступник еще внутри – роется в одежде. Я подумал: «Ну нет, так нельзя, надо что-то делать». Влез в магазин и бросился на грабителя. Следовало, наверное, сперва огонь потушить, но горело несильно, поэтому я решил для начала схватить негодяя и вызвать полицию. Преступник оказался сильным, мы с ним сцепились и выкатились на улицу. Я несколько раз вмазал ему головой в лоб. В конце концов он потерял сознание. Я выпустил его из рук, потушил огонь и вызвал полицию. Они приехали почти сразу, а тут и преступник очнулся, избитый и слегка не в себе.

– Так ты оказался героем?

– А вот и нет. Тот, на кого я напал, принялся объяснять, что произошло. Как выяснилось, он и не собирался ничего красть. Он просто проходил мимо так же, как и я, и попытался потушить пожар.

– Ой…

– Я поступил так, как считал правильным. И все равно ошибся. Иногда так бывает. Сколько бы ты ни пытался – все идет наперекосяк. Мне не хочется быть тебе плохим отцом, но порой иначе не складывается. Но будь уверен – что бы я ни делал, я делаю ради вас с мамой и Бертиной.

Я ничего не сказал – не потому, что было нечего, просто мне хотелось побыстрее вернуться в отель. Но потом я понял, что папа, наверное, пытался рассказать что-то о себе, мне стоило лишь несколько вопросов задать – и он бы все выложил. Тянуло оттолкнуть его и велеть замолчать, но мне стало папу немного жаль. Говорить подобные вещи ему вообще было не свойственно. Не знаю точно, что произошло тем вечером, но, кажется, ему тоже было немного не по себе.

– Правильно ты поступил или нет, понимаешь лишь потом, – сказал он.

– Ну… Наверное.

Придумай я тем вечером какой-нибудь другой ответ, – и, возможно, сейчас не пришлось бы горевать. Всегда так: даже если бомба рванет, отреагирую я слишком поздно. А когда нужно действовать, вообще цепенею. Нужно было рассказать папе о старике в капюшоне и о том, как я испугался, – когда доверяешь кому-то, непременно рассказываешь ему такое. Вместо этого меня тянуло убежать обратно в отель, забраться под одеяло и притвориться, будто сплю.

Ничего этого я не сделал. И ни слова не сказал. Я пинал ногой песок, смотрел на море и думал, далеко ли отсюда ближайшая морская черепаха. Готов был поспорить, что она совсем близко.

Когда мы вернулись в медину, возле запертого магазина из темноты переулка появился вдруг какой-то мужчина. Взрослый, но не старый, и одетый почти так же, как я сам. Даже под козырьком бейсболки я различил блеск в его глазах.

– Гаши-и-и-и-иш, – прошептал он. – Гаши-и-и-иш.

Она посмотрела удивленно и перевела взгляд на банкноту, которую я положил ей в стаканчик. Я кивнул, подтверждая, что это ей, что она может потратить деньги как пожелает. Запинаясь, нищенка несколько раз повторила: «Спасибо». А я улыбнулся – вроде как радуясь ее благодарности.

Карманы у меня были не то чтобы битком набиты, но приятно оттопыривались. Я знал – настоящие богачи не разгуливают по улицам с карманами денег, и тем не менее чувствовал себя одним из тех, о ком разве что в интернете прочтешь. Тех, кто, заходя в магазин, не ломает голову, примеряясь к ценам. У кого в жизни на одну заморочку меньше.

У Юакима тоже были банкноты, но ему я дал столько, сколько, как мне казалось, ему нужно, – опасался переборщить. Хотя наши округлившиеся карманы были видны невооруженным глазом, едва ли кто-то догадывался, что у нас при себе состояние. Когда Юаким заявил, что боится воров, я сказал только, что дома у нас еще деньги есть. К тому же очень скоро мы потратили почти все, что было, на предметы, совершенно необходимые, возможно, необходимые и полностью бесполезные в школьном походе.

– Я о таких всегда мечтал, – Юаким держал что-то вроде двух склеенных вместе биноклей, – это очки ночного видения. – Он нацепил их на нос.

И вот мы уже потратили двенадцать тысяч крон на две пары очков, которые позволяют разглядеть, чем люди занимаются после наступления темноты. Юаким считал, что это изменит нашу жизнь, и я не возражал. Главное, чтобы никто из взрослых не заметил огроменные пакеты с покупками – мы даже раздумывали, не закопать ли все в лесу.

Проблема решилась сама собой: мы купили рюкзаки, ведь в поход без рюкзака не пойдешь, это даже учитель говорит. В два объемистых рюкзака мы спрятали надувные матрасы, одежду, очки ночного видения, напульсники и пиратский флаг.