– Мы… Разберемся? – повторил я.

– Не знаю.

Мы с дедом пили пиво. Да-да, это правда. Наверное, хуже напитка еще не придумали. Но когда он предложил мне пива, я ответил, что в кино, когда в жизни у главных героев все хуже некуда, они непременно тянутся к спиртному, так почему бы и нет?

Пиво я решил добить. Даже после четвертого глотка мерзкого пойла со стула я не свалился и песни во все горло не распевал. Соображал как обычно, ни хуже, ни лучше. Дед говорит, что с пивом стоит подружиться, пока до тебя не добрался спорт. К тому же – утешил он меня – тут пару раз потренируешься и привыкнешь.

Надеюсь, ни полиция, ни служба опеки не заявятся к деду прямо сейчас. Потому что если вдруг они позвонят в дверь в эту самую минуту, придется мне с дедом навсегда распрощаться. Мы решили, что я поживу еще чуть-чуть – может, пару недель – у него, а потом мы с мамой и Бертиной вернемся домой. Сумку мама забрала и сказала, что позвонит, а еще поцеловала в щеку, и щека горит до сих пор.

Теперь, когда мы пили с дедом, он полюбил меня еще больше и даже сказал, что скучать будет el mucho[9]. Я ему верю. Жить одному довольно тоскливо, хоть дед и заявляет, что жить с какой-нибудь надоедливой теткой в сто раз хуже. А я – «настоящий крепкий орешек, свой парень». Слова-то я понимаю, вот только неясно, правда ли он так считает.

– Разве свои парни забивают учителей камнями? – не поверил я.

– Не будь мы слегка чокнутыми, мы были бы роботами.

– Ты, значит, считаешь меня чокнутым?

– Ну, может, не совсем, но есть немного. Сам-то я уж давно спятил.

– Это точно.

– У многих мозги стареют еще в молодости. А когда рядом с тобой чересчур нормальные, лучше быть настороже – с такими можно до смерти заскучать.

В дверь позвонили, и я вздрогнул, хоть и знал, кто это.

– Помни – заскучать до смерти, – повторил дед, когда я пошел открывать.

Увидев меня, Юаким сказал «привет», но когда в ответ я рыгнул, явно встревожился. Впрочем, узнав, что это от пива, успокоился.

– И как, вкусно?

– Нет.

– Будешь еще пить?

– Ну, потренироваться-то надо. Налить тебе?

– Говорят, если уж начинаешь пить, делать это нужно с теми, у кого есть опыт. А у твоего деда он, похоже, есть. Или как?

Мы сидели за столом и тянули из бутылок пиво. Теперь я почему-то смеялся, причем даже над тем, что было совсем не смешно, и нес какую-то несусветную чушь. Дедушка поинтересовался самочувствием учителя, и тут я смеяться точно не хотел, но Юаким сказал, что учитель сейчас носит на голове что-то наподобие чулка.

Дед рассказал, как однажды в Амстердаме отправил хуком справа в нокаут одного зануду, так что тот вырубился – думаю, это означало, что он повалился на пол. Мы уж думали, что нас ждет длинная история с кровавыми подробностями, но на этом рассказ кончился. Оказывается, дед просто взял и смылся тогда, и не исключено, что зануда прямо на месте кони двинул. Однако большинство от пары тумаков не умирает, поэтому, скорее всего, зануда как ни в чем не бывало встал и спросил, куда подевался отлупивший его придурок. После этих слов мы долго смеялись.

А следом я тут же и расплакался – сам не знаю почему. Такая уж у меня теперь жизнь – как американские горки, которые вот-вот развалятся. Юаким бросился меня утешать, а дед рассказал про одного беднягу, который собирал свои слезы в стакан и держал его возле кровати. Каждое утро он заглядывал в стакан, но за ночь слезы успевали высохнуть. Так как слез вроде как не было, человеку становилось капельку лучше, по крайней мере, хватало сил вылезти из-под одеяла. Я спросил, почему ему не хотелось вылезать, и дед ответил, что вся его семья погибла в автокатастрофе и от этого он впал в депрессию. Сам-то он выжил. Вот только во время аварии машину вел он сам. Авария произошла не по его вине – в машину въехал трейлер, водитель которого был сильно навеселе, однако бедняга винил во всем лишь себя.

Возможно, дед, рассказывая это, хотел мне напомнить, что некоторым бывает и хуже. Вот только, услышав о гибели целой семьи, редко кто радуется.

Юаким сказал, что одно знает наверняка: несчастья всегда будут происходить, и большинство из них останутся совершенно бессмысленными. Иначе они не были бы несчастьями.

– Вот и с учителем несчастье случилось, – вспомнил я.

– Но ты же не его хотел убить. Значит, это не несчастье? – спросил Юаким.

– Если будешь так много думать, у тебя мозг через уши потечет, – отрезал дед, – лучше подумать о вещах поважнее. Выпьем-ка!

Мы подняли бутылки и чокнулись. Вообще-то, когда Юаким позвонил и попросился в гости, я сильно удивился. Его мама наверняка умоляла его забыть обо мне. Нет, он не убежал сюда тайком, а ныл и ныл, пока мама не поняла, что дело и впрямь важное. Она сама его сюда привезла и сейчас, скорее всего, ждала где-нибудь в кафе с книжкой и булочкой.

Каких друзей я заслужил, сказать трудно, но в одном я уверен – с Юакимом мне незаслуженно повезло. Когда дед ушел «справить малую нужду», я сказал Юакиму, что без него пиво было бы еще более мерзким, хотя оно и так не особо вкусное.

– А вдруг мы превратимся в забулдыг, которые все время сидят в баре, пока жизнь проходит мимо? – спросил Юаким.

– Зато сидеть мы там будем вместе.

– Что-то мне такая картинка не очень.

– А я вообще нас взрослыми не представляю. Мне будто бы и не верится, что мы когда-нибудь вырастем.

– Если уж я вырасту, пообещай мне, что тоже станешь взрослым.

– Ладно, по крайней мере, попытаюсь.

– Ты самый черепаший человек в мире.

– Может, мне надо просто живую черепаху увидеть?

– Помню, ты рассказывал, что однажды долго просидел в шкафу.

– Да, после той физкультуры – помнишь, когда я сбежал?

– Я тогда тоже пришел домой и залез в шкаф.

– И как, помогло?

– В шкафу очень хорошо думается.

– Ты мне сказал, что людям следовало бы почаще сидеть в шкафу, – вспомнил я.

– Я тогда на самом деле так не думал. А вот сейчас мне и правда так кажется. Я вроде как стал лучше понимать, что произошло, хотя и не все.

– Когда люди сходят с ума, тут и понимать нечего.

– Так ты не знаешь, почему это случилось? – спросил Юаким.

– Я б тебе объяснил, но это так сложно, что в мозгу не укладывается.

На лбу у Юакима залегла морщина, которой я прежде не замечал.

– Ну и ладно. Вот мы об этом и поговорили, – сказал он.

– В смысле?