— Ага.

— Замечательно, — довольно сказал Кэтсу. — А теперь, раз ты такая послушная, получай свою печеньку. И если у тебя есть мозги, то ты понимаешь, подобным козырем не надо раскидываться.

В тот же миг я почувствовала удар в голову, с размаху упала обратно на лавку и начала жадно глотать ртом воздух. Его отчаянно не хватало, но прошло несколько долгих минут, прежде чем я смогла восстановить дыхание.

Мне повезло, я смогла прийти в себя до того, как в саду появился Тошик и позвал меня пойти за собой. Приехал Хан, и Сэтору готов был встретиться с нами всеми.

* * *

Сэтору был самым колоритным японцем, которого мне доводилось встретить за все дни пребывания в стране. Невысокий, худощавый, с волосами белее снега, которые были подняты наверх и уложены в прическу, как на древних гравюрах. Одет он был соответствующим образом. Я усиленно напрягалась, пытаясь припомнить, как называется костюм Сэтору, пока не услышала недовольное ворчание Кэтсу:

— Смотри, только не обзови рэйфуку[37] халатом, а то я решу, что ты безнадежна.

Умудрившись сохранить невозмутимый вид, я мысленно потребовала объяснений.

— Гугл твое все. Некогда мне лекции устраивать, — буркнул вредный дух и замолчал.

Сама того не желая, я растерялась, осознав, что я многого не знаю о Японии и ее обычаях. Чтобы не сказать что-либо невпопад, я радовалась распоряжению помалкивать и следовала ему.

Церемониал с поклонами и знакомством в самом начале вроде прошел успешно. Мы сидели в чайном домике за низким столиком, а госпожа Норико устроила самую настоящую чайную церемонию. Я не совсем понимала, почему именно она, ведь проводить ее должен был хозяин дома, но кто его знает, что здесь к чему.

Я уже принимала участие в подобном действе, когда приходила к Ами домой, здесь же воспринималось совершенно иначе. В Москве все казалось специально устроенным представлением, сейчас я словно оказалась в древности. К кэйсэки,[38] легкой закуске, что подали, пока нагревалась вода для чая, я даже не прикоснулась. Просто поняла, что не смогу засунуть в себя даже кусочек, не говоря о том, чтобы своими «гайдзинскими» телодвижениями что-нибудь случайно не уронить или разбить. Что ж… если что и произойдет, буду извиняться и давить на то, что здесь и коренной японец может ошибиться, если никогда раньше не бывал на чайной церемонии. Как ни крути, а это искусство, а неуклюжим может быть любой человек.

Единственное, что я смогла съесть, так это одну из поданных сладостей, омогаси.[39] Девушка никогда, причем практически любая, не может устоять перед сладким в момент стресса.

Когда дело дошло до густого зеленого чая, я смогла сделать глоток, прежде чем передала чашу Тоши. Хан усадил меня рядом с собой, видимо, чтобы контролировать, хотя я была этому рада. Чтобы не совершить ошибку, я просто зеркалила его движения, и выбранная тактика принесла свои плоды. Вела я себя послушно, и постепенно напряжение на его лице исчезло. Как ни странно, но даже я испытала некоторое умиротворение. Бросив на мужчину быстрый взгляд, я окончательно почувствовала этот ритуал. Он не просто был призван вызвать у присутствующих ощущение единения, он на самом деле делал это. Когда чаша, на этот раз пустая, снова вернулась ко мне, я чувствовала себя несколько растерянной от новых ощущений. Снова скопировала движения Хана и замерла в ожидании.

Госпожа Норико подала сладости и приготовила легкий чай в отдельных чашках для каждого из нас, я невольно сделала глубоких вдох. Кэтсу не обманул. Я действительно начала понимать японский. Я почти убедила себя ничему не удивляться, но каждый день в Японии приносил новые открытия, которые порой выбивали почву из-под ног.

Поддерживая легенду, что я ничего не понимаю, продолжала молчать, в то время как все остальные обсуждали чай, какие-то изречения и даже саму посуду. Незаметно разговор перешел на интересующую меня тему. Хан спокойно рассказал о юрэе и нуэ, заметил, что медальон у него не получилось снять. Сэтору долго молчал, разглядывая меня.

— Снять могу, но делать этого не буду, — наконец сказал он.

— Почему? — глухо уточнил Хан.

— Женщина захочет — сквозь скалу пройдет.

— Это опасно. Посмотри на нее… Уже два нападения, и, уверен, они не последние.

— Красавица — это меч, подрубающий жизнь. Вспомни о долге.

— Но…

— Я все сказал. — Сэтору поднялся и поклонился. — Прошу извинить меня.

На этом японец покинул чайный домик, оставив меня хлопать глазами. Хан загрузился и мрачно рассматривал чашку перед собой. Госпожа Норико поднялась, подошла к нему и положила руку на плечо:

— Сэтору-сан выразился не совсем верно. Воля и сквозь скалу пройдет.

— Знаю, — тихо ответил он.

— У твоей женщины есть воля. Отчего ты сомневаешься?

Хан промолчал, бросив взгляд на меня. Госпожа Норико поджала губы и внимательно на меня посмотрела.

— Сладкое ищешь, а пирожок на полке лежит.

Я кожей чувствовала, что японка осуждает меня, но… молчала. Как молчал и Тошиюки. Но только когда и госпожа Норико покинула чайный домик вслед за Сэтору, Хан поднялся и протянул мне руку.

— Пошли.

— Куда? — тут же вскинулась я и, вспомнив «легенду», решила засыпать его вопросами. — О чем вы говорили? Он снимет медальон?

— Нет. — Мужчина как-то растерянно взглянул на Тошика и быстро бросил ему: — Мне надо побыть одному. Посмотришь за ней?

— Конечно.

Хан ушел. Я спросила у Тоши, о чем велся разговор, он быстро пересказал его, опустив последние фразы. Сообщил только, что Сэтору не может снять медальон, но Хан обязательно что-нибудь придумает. Я слушала его и думала, как мне повезло, что отныне я могу понимать язык и не попаду впросак, поверив обманчивым уверениям. Слова Кэтсу приобрели особую важность. Дух прав, это действительно мой козырь, о котором стоит помалкивать. Поэтому я сделала вид, что поверила мужчине, позволила себя проводить до комнаты и убедила, что со мной все в порядке. Тошик выдохнул с облегчением, пообещал завтра устроить экскурсию на озеро Кавагути и оставил меня в одиночестве.