Атлет остался на месте, а всех охранников отправил на захват незнакомца. Трое из них должны были броситься в погоню за русским. Четверо других на старой малолитражке отправлялись параллельным путем, чтобы встретить Батяню на подступах к трассе. По сути, речь шла о настоящей ловушке.

В условиях горной местности у Лаврова имелось не так много возможностей для маневра. Ни влево, ни вправо сойти с дороги не получилось бы. По обе стороны от нее располагались глубокие лощины с многочисленными зарослями. Там не смогли бы сориентироваться даже местные жители.

Крутые склоны, поросшие кустами и высокой травой, были бы серьезной проблемой для всякого, кто попытался бы спуститься вниз. Да и особого смысла в таких попытках не было. Дно и одной, и второй лощины отличалось сыростью, кишело змеями и прочей живностью подобного рода.

Начинался рассвет. Батяня без помощи прибора ночного видения сумел определить, что до трассы оставалось около сотни метров, и еще немного ускорил шаг. Сзади послышался шорох. Майор насторожился и обернулся.

Казалось, что ничего особенного за спиной не происходило. Тем не менее он передернул затвор автомата, держа оружие наготове. Его не оставляло впечатление, будто за ним кто-то следит.

Батяню так и подмывало произвести пару очередей в ту сторону, откуда доносились эти подозрительные звуки. Однако Лавров сдерживал себя, так как опасался демаскировать свое присутствие. Звуки могли быть связаны с чем угодно: дикий зверь, порыв ветра, какой-нибудь заблудившийся здешний крестьянин или враги, о которых майор мало что знал. Ошибиться в предположениях можно было довольно легко. Поднимать шум просто ради выяснения их ошибочности или достоверности ему не хотелось.

Вдруг со стороны трассы послышался шум автомобиля. Батяня замедлил шаг. Больше всего ему хотелось, чтобы водитель просто спешил домой, в одно из ближайших селений.

Вскоре выяснилось, что это далеко не так. Машина резко завернула на дорогу, по которой шел десантник. При включенном на полную мощность свете фар она летела прямиком навстречу ему. Лавров предусмотрительно отошел к кромке дороги, пытаясь не привлекать к себе внимания.

В этот самый момент машина затормозила и остановилась так, что свет фар был направлен в сторону Батяни и выхватывал из предутренней мглы его силуэт. Позади него вполне отчетливо прозвучало щелканье автоматных затворов.

Следом за этим раздался грубый мужской голос:

— Выходи на середину дороги! Если не будешь творить глупостей, то мы тебя не тронем. Наш начальник хочет с тобой просто потолковать. Не дури и выходи с поднятыми руками. Иначе тебе будет плохо!

Сколько раз в самых различных точках нашей планеты Батяне приходилось слышать заявления подобного рода! Ему было ясно как божий день, что одним «просто потолковать» здесь не обойдется. Кому-то сильно хотелось узнать подробности спецоперации, в которой участвовал Лавров. Скорее всего, супостаты планировали устроить допрос с пытками. Осознавая это, Андрей рискнул потянуть время.

— Извините, но я плохо понимаю по-испански! — выкрикнул он, стараясь уловить местонахождение автомобиля.

— Иди сюда и все поймешь! — послышалось в ответ.

Майор шагнул туда, откуда раздавались эти слова, но тут же резко развернулся и произвел два одиночных выстрела по фарам. Свет тут же погас, пули попали в цель. Батяня же сиганул обратно к кромке дороги и залег в канаву, не очень глубокую, но вполне подходящую для временного укрытия. Он заметил ее чуть раньше и был готов воспользоваться ею. Другого способа уйти из-под вероятного обстрела у него не было.

Громилы Эстебана опешили. Безусловно, они догадывались, что русский опасен. Но то, как он в течение нескольких секунд сумел погасить автоматным огнем фары, слепящие его, произвело на них серьезное впечатление.

Приближение рассвета сопровождалось появлением довольно густого тумана. Чтобы не стать жертвами дружественного огня, тройка преследователей обозначила свое местонахождение несколькими вспышками фонарика. Такими же сигналами им ответили со стороны автомобиля.

Естественно, обе точки не остались без внимания Андрея. Не дожидаясь дальнейших действий противника, он навел автомат приблизительно в том направлении, где только что наблюдал вспышки, после чего нажал на курок и выпустил длинную очередь. Затем майор быстро перенаправил ствол на автомобиль и снова выстрелил.

Реакция обеих групп преследователей не заставила себя долго ждать. К немалому удивлению Батяни, те действовали весьма слаженно и четко. Ответная стрельба началась синхронно. Застрекотали автоматы, заставляя десантника сильнее прильнуть к земле.

Находиться под перекрестным огнем было вдвойне опасно. Выбраться из канавы не представлялось возможным. Любое серьезное движение, не говоря уж о подъеме, казалось чересчур рискованным. Лавров готов был идти на оправданный разумный риск. Но вскакивать на ноги, чтобы попытаться выйти из простреливаемой зоны, было бы верхом безрассудства.

«Безумству храбрых поем мы песню» — эти слова классика выглядели в данной ситуации слабым аргументом в пользу решительных действий. Андрей прекрасно понимал, что единственной песней в случае его безрассудной попытки пробежаться под прицелами противника будет что-нибудь вроде реквиема Моцарта. Поэтому он, лежа в укрытии, перебирал в уме варианты своих вероятных действий. Ничего лучшего, чем просто оставаться приблизительно в одном и том же месте и держать оборону, в голову ему не приходило.

Вместе с тем ответная стрельба показалась ему слишком уж неточной. Он пока не мог объяснить себе данное обстоятельство.

Майор прополз по канаве на несколько метров вперед. Несмотря на густеющий туман, он приблизительно представлял, где находятся и одна, и другая группы. Да и сами враги невольно подсказывали ему это, переговариваясь между собой.

Батяня приподнялся ровно настолько, насколько было нужно для того, чтобы прицелиться. Первую очередь он отправил в сторону машины. Послышался шум от попадания пуль в обшивку, а следом — и звук опадающего разбитого лобового стекла. Не дожидаясь ответа, майор снова нырнул в канаву и пополз обратно.

Его противники опять открыли перекрестный огонь. Один из них пытался взывать к благоразумию, предлагал десантнику сдаться. Естественно, такое требование для Лаврова было совершенно неприемлемым. Он даже не стал на него реагировать, чтобы не выдать своего местоположения.

Добравшись до исходной точки, Батяня не остановился. Он пополз еще ниже, полагая, что сумеет поравняться со второй группой, хотел ударить по врагам с минимального расстояния.

Снова послышались выстрелы. И опять в них было что-то странное. У Батяни складывалось такое впечатление, будто обе группы стреляли не в направлении предполагаемого расположения цели, а куда-то вверх. Ни одна вражеская пуля не просвистела у десантника над головой и не взрыхлила землю с одной или другой стороны канавы.

Вывод напрашивался сам собой. Получалось, что нападавшие не хотели непременно убить его. Выходило, что они стреляли в его сторону ради запугивания. Или же для провоцирования на ответную стрельбу, чтобы он, защищаясь, истратил весь боезапас.