— Не знаю, — с сожалением проговорил австралиец. — Не знаю.

В бар вошли двое. По форме Луиджи догадался, что они извоенной полиции. Оба, не сговариваясь, направились к Минелли. Один изблюстителей порядка вежливо попросил на английском предъявить документы. Луиджиохотно полез в карман. Джим и Генри недовольно разглядывали обоих «церберов».Полицейский просмотрел документы.

— Разрешение на въезд?

— Пожалуйста.

— А на приезд сюда, на Мадуру?

— Вот. — Луиджи был абсолютно спокоен. Документы у негобыли, конечно, настоящие. С помощью Чанга он зарегистрировал их по всей форме.

— Вы Артур Шелтон?

— Да.

— Прибыли из Великобритании?

— Да. Там все указано.

— Прибыли недавно?

— Да. Что-нибудь не так?

— Все в порядке.

Луиджи сунул документы в карман. Уже поворачиваясь, онуслышал голос одного из полицейских:

— Мистер Шелтон, можно вас на минутку?

Минелли сделал шаг в сторону. Полицейский улыбался.

— Позвольте дать вам один совет, — тихо прошептал он, — наМадуре неустойчивый климат. Вам лучше уехать отсюда.

Луиджи внимательно и серьезно посмотрел на говорившего.

— Я охотно последую вашему совету и уеду сегодня вечером.

— Вот и прекрасно. Всего хорошего. До свидания, мистерШелтон.

Когда полицейские ушли, к Луиджи приблизились оба брата.

— Что они от тебя хотели? — спросил Генри.

— Интересуются, когда я уезжаю.

— Не люблю я их, — вздохнул Джим, тряхнув бородой, — лезутне в свои дела.

— И часто здесь проверяют документы?

— Да нет, раньше вообще не проверяли. Но с прошлого годапросто все чокнулись. В два раза увеличили число полицейских, на каждом шагупроверяют документы. На остров прибыла специальная часть военной полиции, дажевоенные вертолеты.

— А в порту?

— А в порту некоторые корабли теперь стоят под такойохраной, словно везут золото с приисков. И близко не подступиться. Один разобстреляли наш парусник. Взбесились все, словно эпидемия.

— Может быть, малярия, — сказал Луиджи, улыбаясь.

Он вспомнил, как они с Мигелем боялись уколов, которые имделали в Коломбо для поездки сюда, в Индонезию.

— Если бы. Нет, это эпидемия ненормальных. Как будто насоседнем острове нашли золото или клад Моргана.

— Клад бы давно вывезли.

— А кто их разберет. Здесь только один Пим все знает.

— Пим? Он что, кореец?

— Может, и кореец, а может, и китаец, и даже европеец. Никтоне разберет. Пим, и все тут. Точка.

— А может, он что-нибудь слышал о его дружке? — Генринаклонился к брату.

— А верно, — Джим оживился. — Найди Пима в порту, оннаверняка что-нибудь знает.

— А как его найти?

— А ты возьми бутылку и поставь ее у причала, и он сам тебянайдет. У него нюх на спиртное. — Джим снова загремел.

— Идет. — Луиджи начинали нравиться эти люди.

— Только учти, без бутылки он разговаривать не будет. Онраньше здесь околачивался, но хозяин сказал, что взыщет с него все долги. Воттеперь и прячется.

— А где его найти сейчас?

— В порту. Вон там, у ящиков. Видишь? Рядом со сломаннымпарусником.

— Спасибо. — Луиджи кивком головы подозвал хозяина и, купиводну бутылку, протянул руку братьям.

— Прощайте.

— Всего хорошего. Будь здоров. — Его рука снова утонула влапах гигантов, и он вышел из бара. Выходя, он, разумеется, осмотрелся. Людибыли заняты своими делами, и, кажется, на него никто не обращал внимания.

Накрапывал мелкий дождик. Луиджи поднял воротник своейспортивной куртки. Пожалуй, для индонезийского дождя она слишком легкая,подумал он, застегивая «молнию». Вдали слышались раскаты грома. Минелли зашагалв сторону ящиков.

Со стороны порта в его направлении двигалась какая-тофигура. Что-то знакомое было в этой уверенной, с резкой отмашкой рук, походке.Луиджи замедлил шаг. Неужели? Не может быть! Расстояние быстро сокращалось, итеперь у него не оставалось никаких сомнений. Это мог быть только он…

В этом ресторанчике Гонсалес обедает уже третий день.

И третий день ему подают изысканнейший деликатес азиатскойкухни — «ласточкины гнезда». Экзотическое блюдо очень ценится жителями многихстран Азии, и Мигель успел убедиться в справедливости этой оценки. Однакосегодня он перешел на китайскую кухню и, заказав себе сначала лангустов, неудержался и попросил принести порцию «ласточкиных гнезд».

Вообще азиатская кухня ему нравилась, если, конечно, неиметь в виду одно существенное «но». При его росте, приближающемся к 190 сантиметрам,ему никак нельзя было поправляться. Это сказывалось на его физическойготовности и на его самочувствии. Кроме того, он мог потерять спортивную форму.Неплохой боксер, он сгонял лишний вес изнурительными упражнениями, и егострасть к гурманству обходилась ему куда тяжелее, чем другим. Пока что весдержался стабильно на восьмидесяти — восьмидесяти трех килограммах. И все же,попадая в новую страну, он не мог удержаться и пробовал все редкие блюда.

Разумеется, за эти три дня он, помимо поглощения еды,наблюдал за хозяином ресторанчика. Мигель досконально выяснил его распорядокдня. Хун Сюнь вставал в шесть утра, и уже с восьми ресторан был открыт. В доме,расположенном за рестораном, жили сам Хун Сюнь, его жена и двое дочерей, ихслужанка. Кроме них, ночью ресторан охранял сторож-китаец, очевидно, земляк ХунСюня. Обслуживали гостей два мальчика, приходившие сюда рано утром и уходившиепоздно вечером. Гонсалес сумел установить, что оба парня питают тайную страстьк морфию, доставая его в небольших дозах у перекупщиков. Они еще не достиглипоследней стадии наркомании, но их покрасневшие веки и потухшие глазасвидетельствовали, что держаться им осталось недолго. Одна незаметная грань, иморфий сменится героином, а оттуда уже один путь — в могилу.

Сегодня днем Хун Сюнь, оставив на попечение жены ресторан,поехал куда-то на своей машине. Мигелю удалось в последний момент поймать таксии броситься вдогонку. К его удивлению, ехал он недолго, минут пять. В районеГамбера, чуть выше университета, машина Хун Сюня остановилась, и тот, даже неоглянувшись по сторонам, вошел в дом.