внезапный ветерок тоже мог заставить эти мышцы вздрагивать. Видно, так они прикрывали глаза, которых не было.

Заметила я и то, что Гомеру мало было просто лежать рядом. Если он укладывался спать, то сначала прижимался мордочкой к моему бедру. Потом, повернув голову набок, потихоньку сползал к колену, стараясь прижаться ко мне всем телом и добиваясь как можно более тесного соприкосновения. Когда Гомер спал отдельно, он сворачивался в клубочек — максимально плотный. Хвостиком котенок прикрывал нос, а передними лапками — мордочку. Мы с Мелиссой шутили, что он напоминает чувака со светобоязнью, который зашторивает все на свете, чтобы ни один лучик не потревожил его сон. Но свет, конечно, тут был ни при чем — Гомер его даже не чувствовал.

Насколько неуловимым сорвиголовой Гомер был в играх, настолько же беззащитным он казался во сне. Только когда он спал — а спать он любил со мной рядом, — напряжение отпускало его. И он позволял себе вытянуться в «спящей позе», перевалившись на бочок и по-прежнему поджимая лапки, но уже не закрываясь ими в глухой обороне.

Передо мной стоял непростой выбор, а логика отказывала. Вернее, в некоторых вещах она отсутствовала напрочь. Мое сердце разрывалось от жалости при виде того, как Гомер спит, прикрываясь лапками и будто защищая от света несуществующие глаза. «Почему всё так поздно?» — думала я с болью. Но эту боль как рукой снимало, едва Гомер просыпался и входил в свой обычный режим дня, а проще говоря — в раж. Именно мне он вверил себя и свою жизнь. Не я ли обещала себе совсем недавно, что буду сильной и сумею выстроить быт, чтобы ему было хорошо. И если бы я сказала себе, что ради нашего общего блага нам лучше пойти каждому дальше своей дорогой, мне было бы гораздо хуже, чем сейчас, когда…

…Мои мысли бегали по кругу до бесконечности. Мне нужно было собственное жилье, но позволить его я себе не могла. Единственным вариантом было искать жилье вскладчину. Но решиться на жилье вскладчину означало жить под одной крышей и с кем-то, и с Гомером тоже. Найти того, кто согласился бы жить и со мной, и с Гомером, я опять-таки не могла. Не могла бросить и Гомера…

…Просто потому, что не могла.

В этом месте моих рассуждений меня осенило.

Если я не могла зарабатывать достаточно, чтобы обеспечивать себя и Гомера, надо было найти работу поприличнее. Как бы мало мне ни платили в моей тогдашней организации, там я приобрела немало полезных навыков и умений. Я писала рекламные проспекты и пресс-релизы. Организовывала мероприятия для налаживания полезных связей, волонтерские проекты и благотворительные акции. Общалась с телевидением и прессой. Кроме того, занималась бюджетом, а также служила лицом, а точнее сказать, «личиком» своей организации. Благо физиономия это мне позволяла, да и язык был подвешен как надо.

Навскидку это должна была быть работа, связанная с пиар-акциями и «событийным» маркетингом. Приятели, работавшие в этой сфере, даже начальную зарплату запрашивали на процентов пятьдесят выше моей тогдашней.

Знала я и то, что этим людям работа досталась недаром. У всех имелось высшее образование либо в маркетинге, либо в пиаре (моя же специальность — «Творческие письменные жанры»). Летом они усердно стажировались. Затем месяцами числились внештатными сотрудниками в компаниях, куда их в конце концов принимали на постоянную работу.

И если уж пробил мой час начать всё заново, а для этого требовалось учиться и работать внештатно, я была готова. Более того, я приготовилась пахать и за стойкой бара, и официанткой в вечерние часы — лишь бы получить шанс (почти за бесплатно) делать то, что позволит мне приобрести опыт и постоянную работу.

Однако мысли мои вернулись к изначальному. Как ни хорош план, а проблемы с жильем он не решает. В долгосрочной перспективе, через год-другой, он, возможно, и даст нашей с Гомером жизни некую стабильность. Но крыша над головой нам нужна прямо сейчас. И тут на меня в очередной раз снизошло озарение.

Я позвонила родителям.

Звонок дался мне нелегко. Вернее, совсем нелегко. Вернуться в отчий дом было равносильно тому, как «в случае опасности разбить стекло». Или признать тот факт, что взрослой я так и не стала и позаботиться о себе не могу. Поэтому, будьте добры, пожалуйста, возьмите меня обратно.

— Конечно, ты можешь вернуться к нам, — ответила мама. — И конечно с кошками.

Я знала, что и ей нелегко было на это решиться. Мои родители мало того, что не любили кошек в принципе. Они держали двух собак, которые появились в семье, когда я еще ходила в школу. В налаженную жизнь нужно было срочно вносить коррективы, чтобы она была хоть сколько-нибудь сносной. Я имею в виду, не только для кошек и собак.

— Ты уверена, что это нормально? — еще раз переспросила я у мамы. — Уж я-то знаю, что вы с отцом не очень-то жалуете кошек.

— Мы любим тебя, — последовал ответ. — А ты любишь своих питомцев. И раз ты любишь кошек… — Мама рассмеялась. — Если ты думаешь, что жизнь с кошками — наибольшая жертва, на которую способны твои родители, то ты просто еще не понимаешь, что такое иметь детей.

Может, и так. Но догадываться я уже начинала.

Глава 8. Баллада об El Mocho

Вот удивительно! Как почитают повсюду и любят Этого мужа, в какой бы он край или город ни прибыл! ГОМЕР. Одиссея

Возвращение в родительский дом даже без кошек обещало стать нешуточным испытанием. Как родители будут относиться ко мне: не вспомнят ли, что когда-то я была маленькой девочкой, каждый шаг которой нужно контролировать. «Куда это ты собралась? С кем встречаешься? Когда вернешься?» Не станут ли они употреблять власть в таких мелочах, как чистота и уборка в моей спальне?

Кошки и вовсе обещали разлад в привычном укладе жизни. Предстояло, но не в ущерб чьей-либо свободе, придумать, как отделить кошек от родителей, а собак — подальше от кошек.