Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— По ночам он не находит себе места: только бродит по дому и мурлычет, — поделился Джордж через неделю. — Со мной рядом спать не хочет. Засыпает, только если рядом Скарлетт. Мне кажется, он по тебе скучает.
Я почувствовала угрызения совести, к которым, как ни стыдно, примешалась и крупица радости. Значит, ему меня не хватает… Меня!
— А Скарлетт, она-то где спит?
— Где угодно, только не со мной рядом, — горестно признал Джордж. — Единственный человек, которого она когда-либо удостаивала такой чести, — это ты.
— Еще недельку — и я всех их заберу, обещаю, — заверила я в ответ.
Но продержаться еще неделю кошкам у Джорджа было не суждено. На девятый день он позвонил мне с жалобой: «Кто-то уделал мне весь дом».
— Помнится, я предупреждала тебя, и не раз: не позволяй друзьям пить столько пива.
— Гвен, я не шучу.
Я вздохнула.
— Хорошо, прости. Кто и где?
— На горячем я пока никого не поймал. Но диван, мешок с грязным бельем внутри и моя совсем новая кожаная куртка… Это о чем-то да говорит? — Он помолчал, размышляя. — Уж не Скарлетт ли?
— Не Скарлетт, — отмела я подозрения. — Это Вашти.
— Что же, она и раньше так делала? — в его голосе слышалось нескрываемое раздражение. Как я понимаю, таким образом он интересовался: отчего, предупредив его о тысяче разных мелочей, я даже не заикнулась об этой, прямо скажем, не мелочи.
— Нет, но я уверена, что это она.
— Но если раньше такого за ней не водилось, откуда тебе знать?
— Кому знать, как не маме, — сухо отрезала я.
Потому что исходила из обратного. Я догадывалась, отчего Джордж подумал на Скарлетт. Та, как я уже упоминала, страдала навязчивой мнительностью. Причиной такого поведения были ее природная скрытность и недружелюбность. Поэтому и впрямь казалось, что она способна испещрить метками весь дом — просто из вредности.
Однако, как бы свысока Скарлетт ни относилась к людям, за своим лотком она смотрела с придирчивостью санитарного инспектора. Уровень загрязнения никогда не должен был опускаться ниже приемлемого. Разрешалось использовать лишь отдельные марки наполнителей для кошачьих туалетов. Помимо этого, в ответственные моменты она неизменно требовала освободить ее личное пространство. Вот почему я и представить не могла, чтобы Скарлетт опустилась до такого плебейства, как взять да помочиться в сторонке, не привлекая внимания. Это же не какая-нибудь драная кошка из бродячего сословия.
Что до Гомера, то поступать назло было и вовсе не в его духе. Он и знать не знал, что такое «назло».
Оставалась Вашти, и, стоило призадуматься, я не могла не признать справедливости подозрений. Когда я подобрала ее, она натерпелась больше всех. Гомер и Скарлетт, перед тем как попасть ко мне, провели несколько дней в ветеринарной клинике. Там их подлечивали перед устройством в семьи. За ними присматривали и прилично кормили. А вот Вашти подобрала мамина коллега по работе (они учительствовали в одной начальной школе). Кошку заперли в будочке для садовых инструментов, чтобы она не убежала. И мама поспешила позвонить мне. Это было первое и единственное, что пришло ей в голову.
В свой обеденный перерыв я примчалась в школу. По дороге заскочила в зоомагазин за сумкой-переноской для кошек и сухой молочной смесью, которой обычно кормят младенцев. Вашти я перевезла к себе в офис. Увидев ее впервые, я не сомневалась, что ее розовый носик и не розовый вовсе, а черный. Так густо он был измазан грязью. В проплешинах виднелась голая кожа, туго обтягивающая выпирающие кости. Уши, изъеденные клещами, опухли и кровоточили. Оставшиеся полдня Вашти провела у меня на коленках. Я согревала ее и каждые полчаса кормила молочной смесью через пипетку, пока ближе к вечеру у меня не выдалась минутка свозить ее к ветеринару. Наутро я вновь забрала ее домой.
В отличие от Скарлетт и Гомера, попавших ко мне через вторые, а то и третьи руки, именно меня Вашти считала своей спасительницей. Она неизменно смотрела на меня с ничем не замутненным, если так можно выразиться, обожанием. Мне и в голову не приходило, что для нее пребывание в доме Джорджа — в ее, можно сказать, родном доме! — сопряжено с какими-то неудобствами. Ведь Джордж как-никак приходился ей в той же степени «папой», что и я — «мамой». Мы взяли ее к себе еще в пору наших отношений. Но после всех моих визитов, когда я уезжала, а ее оставляла у Джорджа, что-то, наверное, щелкнуло у кошки в голове. Видимо, она решила, что ее попросту вернули обратно.
Мне кажется, таким образом она посылала мне сообщение. И смысл его был таков: без мамы я здесь жить не хочу!
Мои подозрения подтвердились на следующий день. Джордж позвонил рассказать, что поймал Вашти с поличным, когда она делала свое «грязное дело» на кухонную плиту. Как я поняла, не будучи услышанной с первого раза (или сколько их там уже было), она пошла на эскалацию мер. Я представила себе эту картину и даже восхитилась. Запрыгнуть на кухонную плиту, когда за всю свою жизнь ты не прыгала и в половину этой высоты, — это надо суметь!
— Мне очень жаль, — виновато сказал Джордж, — но ты должна ее забрать.
— Я заберу всех сегодня же вечером, — ответила я.
Погрузить кошек в переноски обычно непросто. Однако на этот раз Вашти сама запрыгнула в переноску так проворно, как забиралась мне на коленки. Последним я упрятала внутрь Гомера. Он не мог видеть переноску и поэтому не спрятался сразу, как только я их внесла. Последние минуты перед отъездом он провел все так же, балуясь с приятелями Джорджа — основателями и почетными членами фан-клуба El Mocho. Все они пришли попрощаться со своим другом. Каждый держал в пальцах по кусочку