– Во-первых, Миша, это издержки нашей работы, – Петрухин пожал плечами. – Мы, говоря высоким штилем, служим закону, и наши эмоции тут ни при чем. Хотя… Люди мы тоже живые – не роботы. Так что заранее не будем делать далеко идущих выводов.

Поняв его намек, Стрижов хитро ухмыльнулся и, уже не говоря ни слова, быстро отбыл в архив городского суда искать дело Горчакова.

* * *

Около девяти вечера Петрухин подъехал на такси к кафе «Юнона и Авось». Именно здесь должна была состояться его встреча с Майей. Девушка опаздывала, и, прождав ее лишние десять минут, он заподозрил, что она или почему-то передумала, или у нее произошел какой-то форс-мажор. Он достал телефон, но в этот момент услышал звонкий, задорный голос Майи:

– Звонить не надо, я уже здесь… Извините за опоздание. Слишком поздно отпустили с работы, пришлось задержаться. Ну что, у нас сугубо деловая встреча или все же в ней есть немного места и лирике?

– Хм… Да для лирики староват уже, наверное, буду, – сдержанно улыбнулся Петрухин и жестом пригласил Майю зайти в кафе.

– Ой! Ой! Ой! – непринужденно взяв его под руку, заразительно рассмеялась она. – Как мы прибедняемся! Вы лучше обратите внимание, с какой завистью на меня смотрят вон те дамы.

Она указала на двух особ бальзаковского возраста, которые о чем-то беседовали, дымя сигаретами невдалеке от входа в вестибюль. Те и впрямь то ли с любопытством, то ли с завистью, то ли даже с осуждением косились в их сторону. Впрочем, судя по стабильному отсутствию у них кавалеров, курильщиц в этот момент могли одолевать все эти чувства сразу.

В шумном людном зале они сели за столик у большой каменной вазы, из которой к потолку тянулась и кучерявилась какая-то экзотическая зелень. Сделав заказ официантке, Борис как бы ненароком поинтересовался:

– А Вадим ревновать вас ко мне не будет?

– Вы уже приступили к делу? – Майя лукаво улыбнулась. – Ну, что ж, отвечу. Нет, не будет. У нас с ним сугубо деловые отношения. А можно и мне задать вам вопрос?

– В принципе можете. Мы же не у меня в кабинете, и вы здесь не по повестке, – Борис изобразил великодушный жест.

– Скажите, Борис Витальевич… Или можно, учитывая обстановку, просто – Борис? Так вот, Борис, вы хотите, чтобы я рассказала как можно больше о семье Хухминских? Я правильно вас поняла? Хорошо, я готова на определенную откровенность. Ну, вы понимаете, что я имею в виду.

– Догадываюсь… – усмехнулся Петрухин, обернувшись в сторону официантки, доставившей заказ. – Наш с вами вчерашний разговор оборвался на теме отношения господина Хухминского к молодежи. Может быть, начнем с этого? Но пока позвольте предложить вам бокал замечательного солнечного напитка. Есть стереотип, что сотрудник милиции – это обязательно угрюмый тип, хлещущий водку стаканами и закусывающий ломтями пересоленного сала. За всех не ручаюсь, но мне, например, больше всего нравится «Эль-да-ренто» из винограда, выросшего у подножия Пиренеев. Вы не против?

Борис понимал, что сильно рискует. Явись он сегодня домой под хмельком, да еще, чего доброго, с запахом чужих духов, Ирина вряд ли воспримет это как подарок судьбы. И тогда – держись! Ну а как быть иначе? Надо же хоть с какого-то боку подобраться к наглухо закрытой от посторонних глаз миллионерской семейке Хухминских? Куда денешься? Это тоже издержки работы сыщика…

– У вас замечательный вкус… – кончиками пальцев подняв бокал тонкого стекла, Майя вдохнула аромат вина. – Божественно! Никогда бы не подумала, что в милиции служат столь изысканные джентльмены. Наверное, ваша жена очень счастлива иметь такого супруга.

– Вы себе даже представить не можете, как она бывает «счастлива», когда я занимаюсь какими-либо расследованиями и сутками не появляюсь домой или сижу в кафе с молодыми красивыми девушками, – с долей самоиронии рассмеялся Петрухин, покачав головой. – Ну, за что выпьем? Право произнести тост хотел бы предоставить даме.

– Давайте выпьем за то, чтобы этот вечер оставил у нас обоих самые прекрасные воспоминания! – с вызовом глядя ему в глаза, провозгласила Майя.

– Ого! Неожиданно и смело… – резюмировал Борис. – Ну что ж, поддерживаю.

Они соприкоснулись бокалами и осушили их до дна. Вино и впрямь было бесподобным. Вооружившись вилками и ножами, они продолжили свой странный разговор, который вроде бы имел оттенок допроса, но при всем том был насыщен эмоциями, далекими от казенных дел. Мило улыбаясь и даря своему кавалеру все более и более откровенные взгляды, девушка рассказывала об олигархе Хухминском. По ее словам, тот человеком был очень категоричным, имевшим на все свои определенные взгляды. И беда, если его подчиненный думал как-то иначе. «Диссидент» независимо от своей квалификации и былых заслуг немедленно оказывался «вне игры».

Поведала Майя и о своем знакомстве с Ежоновым. Это произошло более полутора лет назад, у Алины в гостях. Может быть, она видела его и ранее, однако внимания не обращала. Но однажды Алина поручила Вадиму отвезти ее домой. И с тех пор они общались, но, уверила Майя, близки так и не стали.

Возвращаясь к разговору о Хухминском, она сообщила, что к молодежи тот относился не очень лояльно. Прежде всего к девушкам. Парней, особенно тех, что показали свои способности и доказали ему свою преданность, он воспринимал как полноценных, стоящих людей, достойных карьерного роста. А вот девушки… Они для него были «слабым, хлипким и слезливым бабьём», в лучшем случае достойным лишь снисхождения, и не более того. В целом женский пол для него был главным образом дополнением к постели. А как работников и профессионалов, женщин чаще всего он не ставил ни во что.

– В этом же ракурсе он воспринимал и свою жену, и дочь? – Борис вопросительно прищурился.

– Во всяком правиле есть свои исключения. Его жена была человеком удивительным – умная, добрая, тонкая, тактичная… Я думаю, после ее гибели он больше потому и не женился, что второй такой найти уже не смог бы. А Алина – вообще величина особая. Мне кажется, она для него подсознательно ассоциировалась с сыном. Он ее и воспитывал скорее как парня, а не как девушку.

– Но такой человек, как Хухминский, даже будучи женатым на самой прекрасной женщине, я уверен, не мог ей не изменять. Ведь так?

– Да, тут вы правы… По части хождения налево он наверняка превзошел и Дон-Жуана, и Казанову, и библейского царя Соломона, и нашего равноапостольного князя Владимира… – улыбаясь, Майя повела бровью, как бы говоря: этот в женщинах знал толк.

– А что, этот самый святой и вправду был запредельным бабником?

– Однажды в компании Аркадий Никодимович сказал, что современники воспринимали личную жизнь князя Владимира как вопиющий, нескончаемый блуд. А вот потомки причислили его к лику святых. Поэтому, сказал он, мне плевать, что обо мне говорят сегодня. Гораздо важнее, что скажут завтра.

– У него были основания надеяться на доброе слово потомков? – Борис был несказанно удивлен.

– Наверное… Он не раз заявлял о том, что из захудалого жиркомбината, где люди зарплату не видели месяцами, его усилиями возрос мощный холдинг, способный заткнуть за пояс даже столичных конкурентов. Во всяком случае, рядовые работяги о нем были, в общем-то, неплохого мнения.