– Отвратительное место, – едко возразил Спенглер. – Я купилего только потому, что понял: смогу вести здесь записи пари на скачках.

– Без компенсации? – спросил Мейсон.

– Не суйте нос в чужие дела, – сказал Спенглер резко, – итогда с вами ничего не случится.

– Вас в полиции спрашивали о том же, о чем спрашиваю я?

– Они спрашивали меня обо всем. Я не трепался бы с вами,если бы из меня не вытащили все по кусочкам.

– Вы знали, кто она?

– Конечно. Она – Глэдис Фосс.

– И знали, где она работает?

– Нет. Думал, что она красотка, которая обманывает богатыхпарней и играет на скачках ради возбуждения.

– Разве она одевалась не скромно?

– Ну да, я тоже считаю – скромно, но общее впечатление отаких девушках очень обманчиво. Она красавица, будет выглядеть шикарно и вдомашнем платье. Я подумывал о ней, но всегда отрезвляла мысль, что она живет вкакой-нибудь шикарной квартире со многими щедрыми джентльменами, а на заднемплане – бывший муж, который был вынужден распорядиться собственностью иоказался раздетым до нитки, потому что она обнаружила флирт с другой женщиной,детективы их выследили, сфотографировали и так далее. Черт, вы же адвокат,знаете все ходы и выходы.

– Она приходила регулярно?

– Да.

– А два месяца назад вас застукали?

– Что-то в этом роде.

– И оштрафовали?

– И оштрафовали.

– С условным приговором?

– С условным приговором.

– А что случилось потом с Глэдис Фосс?

– Не знаю. Пошла к кому-нибудь еще. Она позвонила, когда явернулся, и хотела сделать ставку. Но я сказал, что ничего не могу поделать. Яже с тех пор под надзором.

Мейсон размышлял вслух:

– Продолжай вы такое дело, как записи ставок, штраф не нанесбы вам большого ущерба. Но когда бросили дело, наверное, пришлось плохо.

Спенглер сказал:

– Буду откровенным. Я пытаюсь дать вам шанс получитьсведения. Но вы пока даже не покупатель. Еще не купили ни сигареты. Толькомешаете.

Мейсон открыл бумажник.

– Итак, дайте пару пачек сигарет. Я курю вот эти.

Спенглер смягчился.

– Я не хотел быть невежливым. Я просто, черт побери,переживаю. Я деньги заплатил за это место. И заплатил их с тем, что я смогувести здесь записи пари. Оказалось, не могу. Не знаю, что случилось. Скореевсего, кто-то написал жалобу. И мне невозможно продолжать. Теперь я стою воттут, черт возьми, сам не знаю, зачем стою. Думаю, потому что сюда вложены всемои деньги и делать мне больше нечего.

– Ну, – подбодрил Мейсон, – все обойдется. Большое спасибоза информацию.

Забрал пачки сигарет и сдачу, вышел и сел в машину. На полпутик своей конторе купил утреннюю газету, просмотрел колонки «Деловых предложений»и нашел, что искал: «Первоклассный табачный магазин, хорошее деловоепредложение для подходящего человека. Владелец должен продать его из-заздоровья. Бухгалтерские книги показывают чистый доход более 7000 долларов запоследние двенадцать месяцев. Рей Спенглер, улица Клифтон, около Седьмой».

С одной стороны длинного стола в тюремной комнате дляпосетителей сидел Перри Мейсон, а с другой стороны, за толстой сеткой,ссутулившаяся и потерянная Стефани Мальден, смотревшая на адвоката умоляющимиглазами.

– Мистер Мейсон, вы просто обязаны верить, и все. Вампридется поверить мне. В конце концов, я ваша клиентка, и вы обязаныпредставлять меня.

– Я буду вас представлять, – ответил Мейсон, – независимо оттого, верю вам или нет. Вы имеете право на то, чтобы вас представлял адвокат.Вы имеете право на судебное разбирательство, то есть разбирательство судом, ане каким-либо прокурором. Независимо от совершенного вами имеете право на вашдень в суде и на компетентный совет, чтобы самой усмотреть, защищены ли вашиправа. Когда я беру на себя защиту, я сражаюсь за каждый дюйм каждогоконституционного права клиента.

– Но я хочу, чтобы вы мне верили. Если будете смотреть наменя просто как на клиентку, частицу человечества, кого беспристрастнозащищаете по служебной обязанности, такое отношение подорвет мою веру в себя.Не так ведет себя хирург, делающий операцию, когда на спасение пациента отсмерти один шанс из тысячи.

– Вы, конечно, можете в любое время обратиться к другомуадвокату, – сказал Мейсон.

Она сжала губы.

– У вас мои сто тысяч долларов, мистер Мейсон.

Мейсон ответил, понизив голос, но с раздражением:

– У меня ни цента ваших денег. Я вам об этом говорил раньшеи хочу, чтобы вы это поняли.

– Я знаю, что они у вас, мистер Мейсон. Несомненно. Я спервадумала, вы сделали это для защиты моих интересов и ничего не скажете людям изналоговой инспекции, а некоторое время спустя, когда все успокоится, отдадитемне деньги или хотя бы мою часть. Теперь… я не знаю, что и думать.

Мейсон сказал:

– Я знаю, что думаю я. Думаю, что вы зашли в квартиру,открыли сейф, взяли деньги, а потом подстроили мне ловушку, чтобы я пошел тудаи…

– Зачем бы мне это понадобилось, мистер Мейсон?

– Затем, чтобы сделать то, что делаете сейчас. Обвинить меняв присвоении ваших ста тысяч долларов и заставить меня делать то, что захотитевы.

– Мистер Мейсон, я никогда не была в квартире.

– И вы можете, глядя мне прямо в глаза, говорить, чтоникогда не были в квартире?

– Да, конечно.

– Никогда?

– Никогда.

Она смотрела на адвоката спокойно и твердо.

– Именно это меня в вас тревожит, – сказал Мейсон.

– Что именно?

– Что вы продолжаете говорить неправду своему адвокату. Этоплохо.

– Я не обманываю.

Мейсон сказал:

– Я пытался защитить ваши интересы. Вы пришли ко мне вконтору. Сказали, что вас кто-то преследует. Я захотел узнать, кто это, и нанялдетективов, чтобы тайно выследить этого человека.

– Вы наняли детективов? – воскликнула она удивленно.

– Да, – подтвердил Мейсон. – Когда вы пришли ко мне вовторой раз, за вами уже наблюдали нанятые мною люди, чтобы выяснить, кто васпреследует.