Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И вряд ли высшее командование провинции – Публий Квинтилий Вар, да и сам Божественный Октавиан – сильно обнадёживалось донесениями о том, что германцы начали в угоду новым хозяевам выдавать за них своих дочерей, а сыновей отправлять на военную службу во вспомогательные войска. Главное во всех этих донесениях было то, что «гемы» смирились.
Как говорил Марк Анней Сенека, ошибаться – удел человека.
Но если за одни ошибки ты платишь бронзовыми ассами из своего кошелька, то за другие ты рискуешь потерять десятки тысяч людей. И целую провинцию.
Ну, и свою жизнь – в довесок.
Сейчас опцион уже не смог бы припомнить всю последовательность событий того рокового дня. Затея изначально казалась безумной, с точки зрения любой стратегии – все военные силы римлян, которые находились в Германии, объединились в единый отряд, который растянулся длинной змеёй на многие мили. Семнадцатый Морской легион шёл в авангарде, и вместе с ним ехал сам наместник со своей свитой, а также вся верхушка провинции – претор, квесторы и целый сонм их секретарей. Следом двигался легион Марка – Девятнадцатый, тоже Морской, сопровождавший обозы и легионную казну.
Замыкал колонну Восемнадцатый Ливийский, а с ним ещё шли вспомогательные когорты иноземцев-ауксиляриев – итого более двадцати тысяч солдат – и это, не считая мощного кавалерийского крыла.
Первая атака германцев, хлынувших из-за самодельного земляного вала на растянувшиеся центурии легионов, была достойно отражена. Солдаты привычно смыкали щиты, образовывали стены и строились в ровные ряды, выполняя свою обычную работу – ту, которую они привыкли делать каждый день, год за годом.
После первой захлебнувшейся атаки на плотно прижатые друг к другу римские скутумы накатила вторая волна, затем третья. Мелкий дождь перерос в настоящий ураган, полностью остановивший дальнейшее продвижение легионов. Отдельные центурии дрогнули, и в рядах римлян оказалась брешь – правильный же строй, с полностью развёрнутыми линиями когорт, построить на узкой лесной дороге представлялось немыслимым; место для засады было выбрано с умом. И теперь уже было не сложно догадаться, кто смог так хитро её организовать.
Марк часто встречал молодого германского царя в лагере, и тот никогда не отказывался от приглашений на бесконечные пиры Вара. Так было и в последний раз, перед самым выступлением легионов из Старых лагерей.
Теперь же яростные глаза Арминия смотрели на Марка с нескрываемой злостью и ненавистью – царь херусков мечтал поквитаться за всё, что римляне творили на его земле. Человек, который не раз жал руку Вару и воевал в едином строю вместе с римскими легионами, поднял против них армию всей Германии.
Очень скоро стало ясно, что правильный бой вести не получится. Варварские орды посекли легионы на маленькие отряды, которые теперь последовательно и методично уничтожались.
Первой новостью, которая заставила дрогнуть римлян, было позорное бегство префекта кавалерии со всей конницей. Нумоний Вала, не участвовавший в общей свалке, не рискнул кинуть свои конные сотни на десятки тысяч германцев – и кавалерийские турмы римлян, не вступая в бой, умчались на запад, к Рейнию, сопровождаемые проклятиями обречённой пехоты во имя Гадеса.
А после того как был потерял первый Орёл – Орёл Восемнадцатого Морского, и наместник Квинтилий Вар, получив лёгкое ранение стрелой, бросился на собственный меч, в войске началась уже настоящая паника. С этого момента, а был это вечер второго дня, битва превратилась в избиение. Один за другим командиры убивали сами себя, желая спастись от позорного плена. Оставшиеся без командования легионеры целыми центуриями бросали оружие; сопротивление теперь оказывали уже лишь единичные отряды. Префект лагеря Семнадцатого с двумя когортами прославленной римской морской пехоты окопался на небольшом отроге и почти двое суток скидывал накатывавшие орды хаттов, батавов, гельветов и марсов – самых кровожадных из всех германских племён.
Вокруг Орла Восемнадцатого из ветеранов своего легиона организовал круговую оборону Марк Целий, центурион-примипил. Марк видел, как хавский вождь секирой снёс центуриону голову, и первым схватил воткнутое в землю древко с золотым Орлом. Бросил свой гладий и сдался префект легиона Марка – Луций Цейоний; легат Девятнадцатого, Луций Эггий, последовал примеру Вара и предпочёл зарезать себя сам.
Трибун Марка, Гней Лерий Флакк, до последнего пытался прорваться к остальным силам легиона, однако херуски теснили когорту римлян в сторону от дороги, к самой кромке болот. Первый центурион пятой когорты, жертвуя собой, встал насмерть со своими бойцами у лесной развилки, не давая варварам продвинуться дальше, и выиграл несколько минут для отхода основных сил когорты. Когда же херуски наконец настигли основные силы Гнея Флакка, он принял решение дать бой.
Варвары не ожидали столь яростной атаки и подались назад. Полсотни измученных легионеров, оставшихся в живых из насчитывавших более тысячи солдат двух когорт, с бесстрашием обречённых кидались на германские топоры и мечи; центурион Тит получил стрелу в глаз, а сам трибун пал в схватке с херуским вождём, и его бездыханное тело чудом удалось вынести из самой гущи схватки. Легионеры гибли десятками, но варвары не выдержали напора и отступили к дороге.
Поняв, что это их единственный шанс, Секст Абулений, оставшийся старшим после ранения трибуна и гибели первого центуриона, дал команду рваться дальше в сторону болот, надеясь, что пока варвары придут в себя, их отряд будет уже вне досягаемости.
Это была здравая мысль, но, оказавшись на открытом пространстве, без возможности прикрыться, легионеры стали лёгкой добычей для вражеских лучников. Их могли бы спасти щиты – но к этому времени тяжёлые скутумы были давным-давно брошены. Более того, у многих и вовсе не было доспехов: желая выжить, легионеры срывали с себя всё, что хоть как-то могло замедлить их бегство.
К тому моменту, когда погоня наконец-то оторвалась, в отряде центуриона оставалось всего лишь двенадцать человек – считая его самого, опциона Марка, и смертельно раненого трибуна.
После привала легионеры шли молча – да и о чём им было говорить? О предательстве Арминия уже всё было сказано ещё два дня назад, когда это стало неожиданностью для римлян; обсуждать же что-либо ещё уже не было сил.
Только когда в воздухе отчётливо потянуло гарью и дымом, Секст Абулений, возглавлявший небольшую колонну, остановился и предупреждающе вскинул
