– Так ведь я в гости к ним нехожу, – потер руки Марк. – Может, Арутюновы опять переехали, гарантийдать не могу.

Улица Мирская производила отвратительноевпечатление.

Ряд совершенно одинаковых серо-белых башенупирался в овраг, за которым виднелось поле, утыканное башенными кранами.Никаких магазинов тут не было, отсутствовали газетные киоски и тонары схлебобулочными изделиями. Обитателям Мирской не предлагали кур-гриль, шаурму,не соблазняли шоколадными конфетами и не зазывали на распродажу, выкрикивая:«Любая вещь за десять рублей». Не было здесь заметно и прохожих, аборигены невыгуливали собак, не носились дети с криками. Похоже, дома сейчас были пустыми,их жители ровно в восемь в массовом порядке отправились из родных пенат наслужбу, через двенадцать часов они вернутся, запрутся за железными дверьми иуставятся в телевизоры.

Наверное, у Арутюновых было безвыходноеположение, раз они перебрались из хорошей квартиры на Мирскую.

Грохочущий, грязный лифт вознес меня напоследний этаж, квартира сто двадцать оказалась последней. Я нажала на звонок,дверь приоткрылась, над цепочкой появилась часть лица: карий глаз, длинный носи губы, накрашенные яркой помадой.

– Вам кого? – спросила женщина.

– Арутюновых, – улыбнулась я.

– Чего?

– Арама Арутюновича позовите, пожалуйста.

– Его нет.

– А когда он придет?

– Он умер.

– Ой, вот беда! Тогда Диану Варткесовну.

– Она тоже скончалась.

– А вы кто? – бесцеремонно спросилая.

– Натэлла, – без всякой агрессии ответилаженщина, – родственница дяди Арама, мне их квартира по завещанию отошла.Роза, их дочка, умерла, а больше у них никого не было.

– Вы дружили с Розой! – обрадоваласья.

– Нет, – не снимая цепочки, помоталаголовой Натэлла, – только в детстве пару раз встречались. Я в Ереванежила, дядя Арам в Москве, ездить было дорого. До сих пор удивляюсь, чтоквартиру получила. Наверное, они подумали, пусть уж лучше мне в руки попадет,чем государству.

– Давно они умерли?

Натэлла чихнула.

– Ну… Роза раньше, родители следом заней. А что?

– Мы приятельствовали сАрутюновой, – попыталась я наладить контакт с Натэллой, – я хотелаузнать…

– Ничем помочь не могу, – неожиданносердито перебила та. – Арутюновы в Москве всю жизнь провели, я в Ереване.До свиданья!

Створка хлопнула о косяк. Да уж, сегодня точноне мой день, столько времени потратила зря.

Крайне недовольная собой я села в машину.Похоже, совершила глупость. Ну зачем мне понадобилась Арутюнова? Следует искатьФомину, а Роза с ней не дружила. Семья Арутюновых была бы последней, кудаНаташа могла заявиться после своего «воскрешения». Вероятнее всего, правдузнала Леся Рыбалко, но ее сбила машина.

Я вздрогнула и схватилась за руль. Какая,однако, странная череда смертей! Пусть Фомина на самом деле погибла во времяпожара, а ее родители не вынесли горя и скончались. Следствие по делу осгоревшей бане велось халтурно, в преступлении обвинили Костю Рогова, которыйтолько и хотел, что заполучить машину. Парень оказался в тюрьме, где его убилиматерые уголовники.

Роза, безоглядно влюбленная в жениха,наверняка винила себя за глупое вранье. Видимо, не один раз повторяла: «Мнеследовало сначала уточнить, был ли в тот день сеанс в „Бом“, а уж потом даватьпоказания!» Бедняжка, вероятно, надеялась на относительно мягкий приговор, ведьКостя не был закоренелым рецидивистом, но суд решил иначе. Десять лет! Розетакой срок показался бесконечным, вот она и полезла в петлю. После гибелилюбимой дочери родители сменили квартиру и вскоре умерли от горя. История полнатрагизма, но, в принципе, правдоподобна. Смущала смерть Леси Рыбалко,доверенного лица и близкой подруги Наташи Фоминой. Какого черта она попала подавтомобиль?

Я откинулась на спинку кресла. Сколько вМоскве случается наездов на пешеходов и какое количество из потерпевшихумирает, не доехав до больницы? Рыбалко была неосторожна, бежала на красныйсвет… Или что там было? Я же подробностей не знаю. Но мне хорошо известно:большинство происшествий на дорогах случаются из-за элементарного несоблюденияправил. Ну, допустим, несутся люди через проезжую часть перед носом у машин,когда рядом расположен подземный переход. Я сама, будучи автолюбителем, боюсьостановок общественного транспорта. Ну сколько можно повторять прохожим:драгоценные наши, яхонтовые, брильянтовые, не выскакивайте на мостовую впередиавтобуса, обойдите его сзади! Вы же ставите себя под удар, шофер может неуспеть быстро нажать на тормоз, когда перед ним внезапно появится горе-пешеход!А подростки, которые, ни о чем не думая, шагают в сумерках по шоссе? Они –кошмар любого водителя, даже суперпрофессионального Шумахера. Юноши и девушкизатыкают уши наушниками плеера, в голове у них гремит музыка, к тому же в модесейчас темные пальто и куртки… Попробуйте углядеть серую тень в темноте! Ибесполезно таким сигналить – меломаны находятся во власти любимого исполнителя.Хорошо еще, если такой очутится в больнице и сможет произнести культовую фразу:«Упал, очнулся – гипс». А то ведь для него могут сыграть опус, который ему ужене суждено будет услышать, я имею в виду похоронный марш.

Ладно, у меня еще есть номер СтефанииГрозденской. Может, сейчас кто-нибудь снимет трубку?

И правда, наконец-то мне повезло.

– Алло, – прозвучал из трубкихриплый голос мальчика-подростка.

– Позовите Стефанию.

– Набирайте правильно номер, – грубоотшил меня паренек и отсоединился.

Но упорство появилось на свет раньше меня, яникогда сразу не сдаюсь.

– Алло, – отозвался тот же мальчик.

– Добрый день.

– Чего?

– Дома ли Стефания?

– Сказал уже: тут таких нет.

– Постойте, у вас давно этот номер?

– А че?

– В квартире есть кто-нибудь из старших?

– Я что, маленький? – возмутилсяпарнишка.

– Судя по неумению себя вести, да.Взрослый человек не швыряет трубку, он сначала попытается выяснить, в чем дело.

Подросток недовольно засопел, потом заорал:

– Баба Нина, подойди!