– Слушаю вас, – донеслось до меняспустя пару секунд.

– Извините за беспокойство…

– Ничего, ничего, говорите.

– Ваш телефон ранее принадлежал СтефанииГрозденской. Не знаете случайно, где девушка?

– А вы, собственно, кто такая? –проявила бдительность незнакомая мне баба Нина.

– Я работаю в оркестре, играю на арфе,меня со Стефой связывали добрые отношения, потом я уехала учиться в Германию,вот мы и потеряли связь друг с другом. Сейчас я вернулась, а ваш внук ответил:«Тут такой нет».

Баба Нина начала кашлять. Чем дольше онаиздавала ухающие звуки, тем тревожнее становилось у меня на душе.

– Что-то случилось? – невольнопроизнесла я.

– Извините, – заговорила наконецстаруха, – очень не хочется сообщать вам дурную новость, но Стефания давнопокойница. Почти два года назад ее сбила машина.

– Ой, – пискнула я.

– Я сама очень расстроилась, –вздохнула собеседница. – Я больше комнату не сдаю, хватит с меняпереживаний. Привыкаешь к человеку, начинаешь считать его почти родным, и вдругтакая беда… Слишком большое напряжение для нервов.

– Погодите, – спохватилась я, –что значит «не сдаю комнату»? Разве квартира не принадлежала Стефании?

– Конечно, нет! – возразила бабаНина. – Стефа конфликтовала с родителями, вот и захотела жить отдельно. Амы с Лёней существуем на пенсию, особо не разбежишься, зато хоромы большие,целых шесть комнат. Понимаете?

– Да, – выдавила я из себя.

– У меня знакомая работала в риелторскомагентстве, – пустилась в объяснения старушка, – она и порекомендоваланам Стефу. Девушка сначала отдельную квартиру снимала, да хозяйка стала платунабавлять, приходила каждый день к ней и нотации читала, вот та и не выдержала.Я, как Стефу увидела, сразу поняла – мы поладим. Милая, красивая, тихая, хорошовоспитанная, интеллигентная, никаких компаний, иногда лишь подружек приводила.Вот только денег у нее совсем не было.

– В институте Стефу считали дочерьюбогатых людей, – пробормотала я.

Баба Нина горько вздохнула.

– Времена теперь такие. Раньше стыдилисьо материальном достатке рассказывать, одевались одинаково, а теперь наоборот:бедность – порок. Стефочка меня попросила: «Баба Нина, не рассказывайте никому,что я комнату снимаю, засмеют меня подруги, в компании звать перестанут. Можноя всем говорить буду, что вы моя бабушка, а Лёня брат?» А мне что? Девочкахорошая, москвичка, в паспорте штамп есть. Коли у нее с родителями нелады, надопомочь. И знаете, я ни на секунду не пожалела о принятом решении, мы жили, какодна семья.

Из трубки понеслись всхлипывания.

– А у Стефы никто ночевать неоставался? – начала я осторожно прощупывать почву.

– Что вы! – возмутиласьстаруха. – Это дурной пример для Лёни! У меня приличный дом.

– Я имела в виду не мужчин.

– А кто еще может остаться наночь? – удивилась баба Нина.

– Хорошая подруга. Может быть, Стефаприютила кого-то, временно, допустим, Наташу Фомину. Не слышали такое имя?

– Никого она не привечала, – грустноответила старушка. – Девчонки забегали, щебетали у нее в комнате. Всеочень вежливые, хорошо воспитанные, руки мыли, ботинки снимали. Но как ихзвать, я не помню. Да и зачем мне было обращать на них внимание? Пришли – ушли,лишь бы не курили. А жить никто не оставался, да и я бы не позволила.

– Баба, каша горит! – послышалсяиздалека голос мальчика.

– О господи, – опомниласьстаруха, – ужин погибает.

В ухо полетели частые гудки. Я воткнула трубкув держатель на торпеде и поехала домой. Утро вечера мудренее. Посмотрим,сработает ли пословица, вдруг завтра я проснусь и соображу, где искать Фомину?Пока что оборваны все нити: две ближайшие подруги Наташи мертвы, родителей тоженет в живых.

Едва я вошла в прихожую, как из спальнивыскочила Милена. Сейчас она была одета в нежно-розовое сильно декольтированноеплатье с отделкой из крашеного кролика.

– Разве так можно? – судорожнозашептала она.

– Как? – удивилась я.

– Ты на целый день исчезла! –задергалась Бахнова. – Пропала, словно утонула. Скоро Вадик приедет!Хорошо, что он сегодня на совещании задержался.

– И при чем тут я? Слава богу, Вадик немой жених.

– Утка! – заломила руки Милена.

– Кто? – заморгала я.

– Издеваешься?

– Вовсе нет, просто я не понимаю, о чемидет речь.

– Вчера Вадик принес дичь!

У меня просветлело в голове.

– А-а-а! Вспомнила! Твой олигарх убил нив чем не повинную птичку, а после, как настоящий охотник, пожелал слопатьдобычу.

Милена насупилась.

– Думаю, ты и сама не питаешься воздухом.Расчудесно лопаешь колбаску с ветчинкой. И сосиски.

– Я не ем мяса. Как представлю, что онобыло милым поросенком, в рот кусок не лезет.

– Пусть так, – не сдаласьМилена, – но кожаные ботиночки ты носишь. Странно получается: дружишьвроде со свинкой и коровкой, почти вегетарианка, но обувь, сделанную из ихкожи, натягиваешь. Не логично!

Я не нашла контраргументов. По сути Миленаправа. Если протестуешь против убийства животных, то и дальше поступайпоследовательно – носи резиновые или деревянные башмаки.

– Вадя ждет к ужину утку, – занылаБахнова, – с черносливом и яблоками.

– Отлично, – кивнула я, – нестану тебе мешать.

– Эй, ты куда? – заорала Милена.

– В спальню.

– А утка?

– Готовь на здоровье, кухня пустая, никтотебя не побеспокоит.

– Мне варить утку?

– Вообще-то ее запекают в духовке, –уточнила я, – или тушат в гусятнице, про варку я слышу впервые.

– Мне варить утку? – тупо повторилаМилена.

– А кому еще?