– Лампа! – завизжал Кирик. – Тысобралась ее готовить? С ума сойти!

Бросив журнал на полку, я побежала на кухню исердито спросила у Кирюши:

– Почему ты кричишь?

– Утка!

Я села на табуретку.

– И что? Эка невидаль! Кстати, ты не вкурсе, как ее ощипывают? Может, читал в какой-нибудь книге? Вроде у Жюль Верна,в «Таинственном острове», описан некий хитрый прием. Или у Фенимора Купера? А,вспомнила – у Майн Рида! Индейцы обмазывали дичь глиной, закапывали в землю,разводили костер, а потом через пару часов вытаскивали, скалывали запекшуюсяглину, и перья сами отваливались. Оригинальный, но невыполнимый для современноймосквички рецепт. Где мне зажечь пламя? И куда закопать утю? Кругом паркет…

– Ты хочешь ее зажарить? –обморочным тоном спросил Кирик.

– Запечь, с яблоками, – поправила я.

– Нет, – заорал мальчик, – недам! Она такая милая! Лампа, ты живодерка!

Если у вас в доме есть подросток, будьтеготовы к его неадекватным реакциям. Не злитесь на ребенка, он не виноват: эторазбушевавшиеся гормоны подталкивают его к агрессии и грубости, не становитесьс ним на одну доску, а спокойно объясните свою позицию. Помните: дети тожелюди!

Глубоко вздохнув, я ласково сказала:

– Кирюшка, утка – это еда.

– Нет, нет! – в ужасе тряс головоймальчик. – Она прикольная! Не хочу с яблоками!

– Ладно, сделаю с апельсинами, –легко согласилась я.

– Никогда! Она такая красавица!

Я досчитала до десяти и в деталях объясниламальчику ситуацию: Милена, олигарх, охота, жена, которая коня на скакуостановит, в горящую избу войдет и утку живо запечет.

– Нет, нет! – впал в истерикуКирюша. – Мне на Милену наплевать и подарка от тебя не надо! Не убивайутку, я с ней жить буду!

– Кирюша, – я предприняла еще однупопытку утихомирить мальчика, – она уже того самого… пиф-паф… лежит тихо,молчит…

– Кря-кря, – донеслось из угла.

Я подскочила и посмотрела в сторону раковины.В хромированной чаше лежал один пакет, разноцветная горка перьев исчезла.

– А где утка? – растерялась я.

Кирюша ткнул пальцем в сторону холодильника.

– Там.

Я уставилась в угол. И тут на кухню вошлаМуля, мопсиха явно собиралась попить водички. Она подковыляла к миске, опустиламорду, замерла, потом резко развернулась, потрусила к холодильнику, села и слегким недоумением сказала:

– Гав, гав?

– Тяв, тяв, – ошарашенно ответилая, – тяв, тяв!

Было от чего обалдеть: у стены, слегканахохлившись, сидела совершенно живая утка.

– Эй, Лампудель, ты чего лаешь? –спросил Кирюшка.

– Не знаю, – честно призналасья. – Она не умерла! Наверное, птичку контузило. Полежала на полке впрохладе и в себя пришла. И что делать?

– Не дам жарить Матильду! – заоралКирюша.

Я отступила на пару шагов назад.

– Ты успел с ней познакомиться? Откудаимя знаешь?

– Само на ум пришло, – занылКирюша. – Мотя, Мотя, кис-кис, иди сюда!

Из коридора донеслось сопение, цокот когтей,пофыркивание, в кухню влетели все члены стаи и застыли в недоумении. Язажмурилась. Прощай, птичка, сейчас Рейчел ее сожрет…

– Лампа, смотри! – в полнейшемвосторге завопил Кирюшка.

Мои глаза распахнулся помимо воли.Разноцветные перья украшали голову стаффордширихи – бесстрашная утка сидела намакушке Рейчел, а последняя, похоже, в полном восторге махала хвостом. Да имопсы пребывали в дикой радости: Капа стояла на задних лапах, Адюша визжала отсчастья, Муля потявкивала. Одна Феня забилась под стол (наша «дочь оленя»,несмотря на громадные, совсем не мопсячьи объемы, труслива до беспамятства).Впрочем, и Рамик решил проявить осторожность – залез на стул и спрятал хвостмежду лап.

– Они приняли ее за Карлушу! –подпрыгнул Кирюшка.

– Точно! – осенило меня.

Полгода назад к нам приезжала в гости СветкаМилёва, которая прихватила с собой Карлушу, большого говорящего попугая.Сначала наши собаки приняли птицу в штыки, но затем ситуация начала меняться.Умный Карлуша за один день выучил клички псов и заорал:

– Муля, сюда! Феня, живо! Рейчел, ко мне!

Стая просто ошалела от недоумения – что-томаленькое, в перьях, а командует по-человечески. Первой начала слушатьсяКарлушу Феня (она, как я уже говорила, самая трусливая и покорная), а последнейсдалась Рейчел. Со стаффихой, кстати, случилась трагикомедия. Через неделюпосле появления Карлуши я, придя домой, заметила, что псина тяжело дышит. И напрогулке она не носилась, как сумасшедшая, а еле-еле таскала ноги. Немедленновызванный ветеринар развел руками.

– Стаффордшириха здорова, как корова, но,похоже, она занималась физкультурой – очень устала.

В крайнем недоумении я проводила доктора. Ирешила отвезти Рейчуху в клинику. Ну правда, с какой стати псина лежит беззадних лап? В отличие от только что ушедшего доктора, я великолепно понимала:приседание со штангой на могучей шее не является любимым досугом собаки, да инет у нас дома ни гантелей, ни «блинов». Решив сначала прогреть машину, яспустилась вниз, завела мотор, поднялась наверх, открыла незапертую дверь в квартируи вдруг услышала громкий голос Сережки:

– Встать, лечь, сесть. Встать, лечь,сесть!

Изумлению моему не было предела. Я хорошознала, что старший сын Катюши на работе, более того – только-только с нимсоветовалась, в какую клинику лучше отвезти больную собаку, и вот теперь четкослышу знакомый баритон:

– Встать, лечь, сесть. Встать, лечь,сесть!

На цыпочках я подкралась к гостиной изаглянула в комнату. Перед глазами развернулась изумительная картина.