Положение спас моряк, поняв происходящее между нами без слов:

– Может быть, безалкогольную Сангрию?

– Было бы замечательно, – выжала из себя я, снова переводя взгляд на окно и прекрасные виды океана и оголяемого с отливом каменистого дна. Интересно, когда же я уже привыкну к обществу Николаса и перестану так дико на него реагировать?

– Опять на мой вкус? – тем временем предположил он. А заметив мой молчаливый кивок, усмехнулся, отвечая официанту: – Тогда нам, пожалуйста, два блюда от кока и салаты из морепродуктов.

– Простите, я обязан спросить про аллергию на осьминоги, тунец, кальмары, мидии, морского ежа? – заучено проронил пират.

– Только оливки… – отрицательно покивала я с улыбкой и, тут же осознав ошибку, отвесила себе мысленный подзатыльник. Ой, я же не указывала это в анкете при найме! Точно знаю, нигде не указываю. И судя по удивленному взгляду Хартвина, сейчас как минимум меня ожидает выговор.

Но… нет. Николас лишь решил в очередной раз вывести меня на чистую воду:

– Что еще я о тебе не знаю?

– А что тебе вообще обо мне известно? – ответила вопросом на вопрос, вначале смяв в руках бумажную салфетку, вырванную из-под тарелки, а затем начала скручивать её в трубочку. Всегда так делаю, когда нервничаю.

– Удивительно, конечно, но только то, что ты сменила бесчисленное множество работ за какие-то три года с небольшим.

– Значит, ты и так знаешь все.

Но мой ответ его, похоже, не устроил, потому как допрос продолжился:

– Конечно, не имею права спрашивать такое… И все-таки очень хочу знать, какие у тебя отношения с отчимом?

– Ты и про это знаешь?! – удивилась я и все-таки надорвала салфетку.

Вдох-выдох. Попытка успокоиться дала результат. Временный.

– Про что?

– Так знаешь, или нет? – возмущенно уточнила я в ответ на его слова.

А мое внутреннее негодование росло против воли, грозясь вот-вот вырваться наружу.

Да какое он имеет право спрашивать про мою личную жизнь? Или сделал мне документы, принял на работу, и все? Считай, можно выворачивать душу наизнанку?

Между тем Николас опять спрятал свой взгляд в винную карту, произнося абсолютно неправдивое:

– Только то, что он у тебя написано в рабочем деле, не более.

Шумно выдохнув, я… улыбнулась официанту, принесшему кувшин Сангрии и стаканы. И, налив нам фруктовый напиток, он подал его каждому. Затем удалился с пустым подносом.

– Отчим приставал ко мне, ясно? – выдохнула, набравшись храбрости, глотнув, жаль только, безалкогольный напиток.

– Так ты поэтому не доучилась и ушла из дома? – продолжил свой допрос Хартвин, обозначая знания той информации, которую даже ни разу нигде не указывала, как и про отчима, кстат. А про учебу так и вообще помалкивала. Ведь неоконченное высшее для кадровиков – еще хуже, чем просто его отсутствие. На тебя тогда смотрят как на лузера, потерявшего шанс чего-то достичь в жизни. Знаю не понаслышке. Один раз все же проболталась на собеседовании, а потом и вовсе зареклась не сообщать об этом никому.

– А я ушел в армию, тоже не окончив, – тем временем признался Ник, крутя стакан у себя в руках, чем немало меня удивил.

– А как же?.. – начала было расспрашивать я, непроизвольно успокаиваясь, так как теперь уже речь шла не обо мне.

– Я поступил в колумбийский, – произнес он с гордостью, так же, как и я, отворачиваясь к морю. – Вот только взноса, на который я заработал, бегая по работам и последующих оплат охватило лишь на три семестра, а потом… меня успешно задушили долги.

Немного помолчав, он все-таки отпил Сангрии и поставил стакан на стол, приговаривая с напускным весельем в голосе:

– И затем я все-таки не выдержал финансового гнета и ушел в армию. Ведь, как известно, там хорошо платят, и дипломы не нужны.

– Так вот откуда у тебя значок? – добавила еле слышно, но Ник услышал и кивнул.

– Мейгар был командиром взвода, в котором я успел послужить, прежде чем… – с этими словами Ник опустил руку под стол, дабы тут же её вытащить и снова взять стакан. – В общем, меня ранили в ногу, и Уолин вытащил меня из очередного госпиталя, по которым я кочевал в те времена.

Почему-то после его слов стала больше понимать своего шефа. И как я только раньше не замечала у Хартвина военную выправку плеч?

– Сожалею, – проронила я.

– Чему? – искренне удивился он.

– Ранению, – не сразу нашлась с ответом, потому как совершенно иные мысли штурмовали мою голову, например: а видела ли я у него шрамы? На пляже он был одет в длинные плавки для серфинга, потому вряд ли. А пресс и спина, в которые то и дело упирался мой взор на пряже, вполне себе загорелые и без каких-либо особых отметин. Хотя, может быть, я просто не задавалась целью что-либо найти?

Мысли же мои вновь унесли меня далеко от ресторана, заставляя перевести взгляд на волны, облизывающие камни внизу.

Неизвестно каким образом мои умозаключения вновь вывели на скользкую дорожку. Неужели, Ник мне интересен, как… мужчина? Стыдливый румянец тут же прилипший к моим щекам и участившееся сердцебиение стало тому прямым подтверждением.

Повезло еще, что вновь прибывший официант отвлек на себя внимание Николаса.

Глядя на него украдкой, только сейчас подметила: пухловатые губы, острый подбородок и… смеющийся ответный взгляд. Упс!

Но в этот раз комментировать мое поведение он не стал, а лишь поднял бокал, после того, как еду расставили на столе, со словами:

– За встречу.

Я молча вторила его движению и кивнула, глотнув Сангрии. Затем замечательная еда целиком и полностью захватила все мое внимание – блюдо от шефа: различные морепродукты, слегка обжаренные в подсолнечном масле, украшенные сверху цитрусовой соломкой и кусочком лайма, да физалисом на вершине.

А еще через некоторое время к нам присоединились музыканты и стали развлекать публику шарманкой. Слегка расстроенный инструмент наигрывал, как ни странно, струнную мелодию – псевдо-плаксивые мотивы, под которые певцы в тельняшках и треуголках охрипшими голосами выли про бедного-бедного капитана пиратов, которому не хватало золота, чтобы наполнить свой тринадцатый сундук в сокровищнице.

И проходящий мимо официант якобы нечаянно оставлял на каждом из столов по мешочку с бутафорскими золотыми монетами. Больше всего радовались, конечно же, дети, которые с дозволения взрослых бегали по столам и собирали монеты певцам для выкупа своих несчастных жизней.

Но, увы, к моему великому сожалению, мы не успели поучаствовать в новом спектакле, потому как нас вновь посетил Дин, сообщая нерадостное:

– Прости друг, но бронь перенесли на пол часа раньше, так что с меня причитается… – И, пожав руку Хартвину на прощание, подленько так пробасил: – Еда за счет заведения.