Так что мы поплыли по второй по величине реке на планете, чайного цвета потоку из ила и гнилых водорослей, который из-за сезона дождей был так широк, что иногда было не видно другого берега (ширина реки в сезон дождей достигала 48 километров, а в сухой сезон – около 10 километров). В реку, которая истощает большую часть джунглей Южной Америки, стекается больше воды, чем если сложить всю воду в следующих семи самых крупных реках мира! 20 % всей свежей воды, которая попадает в Мировой океан, в те благословенные времена, когда полярные льды еще не таяли, вытекали из Амазонки.

Я прекрасно провел время. Но наш капитан был испуган на протяжении всей поездки, особенно когда мы покинули основное русло, чтобы посмотреть на притоки и каналы реки. Он чуть в обморок не упал, когда я попросил его дойти до дренажной канавы. Бедная Джейми металась от восхищения к ужасу.

Мы видели прыгающих амазонских речных дельфинов и ламантинов в чистой воде и радостно приветствовали лодки, которые шли вверх по реке. Я брал фрукты и овощи у фермеров, которые пытались как-то заработать на том, что жили около реки, менялся на наборы для шитья, сигареты, свечи, спички и соль, которые я брал с собой как раз с этой целью, так как наличные мало значили так далеко от цивилизации. Мы менялись еще и на вкусную речную тилапию, говядину, огромного сома цвета грязи и со вкусом грязи, на мясо обезьян, которое мы поджарили ночью на горящем плавнике в ямах, которые вырыли на пляже. Мы с Джейми спали в моей палатке и в одну из ночей – на просторной веранде гостеприимного местного жителя, которая возвышалась на шестах метров на пять над покрытой водой землей. Нам всегда хватало свежей еды, а река обеспечивала водой – приходилось только использовать фильтры.

Полный воды лес (под названием варзеа), через который мы иногда проплывали, и бурные джунгли являются домом для трети видов всех животных Земли. Каждое утро мы просыпались и любовались калейдоскопом любопытных бабочек и слушали удивительную симфонию чирикания, карканья, ворчания, свиста, писка, жужжания, стонов и совсем рано утром – призывов к спариванию. Такое вот природное вступление к зарождающемуся дню. Я был на своем месте, счастлив, как гончая, спущенная с поводка и идущая по следу.

Как-то днем в месте глубиной по грудь и достаточно чистом я решил сделать кое-что, что может показаться глупым (ладно, это и было глупым). Я прыгнул за борт, чтобы смыть с себя недельный пот и грязь, а потом схватил канат, который плыл за лодкой, и медленно плыл по течению примерно час, в тени крон тропических деревьев.

Капитан испугался и жестами показывал, чтобы я вернулся на борт, но я считал, что был в безопасности. Я сомневался, что здесь есть тупорылые акулы, и проверял воду на наличие пираний, бросив за борт кусочек мяса. Единственное – я забыл об анакондах, шныряющих в этих водах. Когда я заметил 4,5-метровую змеюку, скользящую по берегу в моем направлении, я за полсекунды оказался снова в каноэ.

После этого я еще много раз возвращался на эту удивительную реку.

Я никогда не плавал в холодной воде, но это того стоило.

Мы с Эми, преемницей Джейми, плыли от Гуаякиля на Галапагосы, архипелаг вулканов, ставший известным благодаря Дарвину. Архипелаг пересекает экватор в 600 милях к западу от Эквадора. Острова лежат четко на пути холодного течения Гумбольдта, поэтому температура воды в этих краях всегда около 23 °C – холодновато для длительного погружения. 97,5 % Галапагос занимают национальные парки, там же находится охраняемая морская зона, которая и стала нашей целью. Большинство посетителей едут посмотреть на огромных черепах, игуан и знаменитых дарвиновских зябликов, но мы хотели поплавать с тюленями и пингвинами.

В нашем багаже не было места для мокрой гидры, но мы все же прихватили тонкие гидрокостюмы, хотя та защита, которую они предоставляли от холода, действовала скорее как плацебо. Мы опрокинулись в прозрачные воды в масках и ластах на глазах у любопытных альбатросов, фрегатов и голубоногих олушей.

Когда мы погрузились, из-под камней прыснули разноцветные крабы, куда-то вдаль умчалась зеленая галапагосская черепаха. Темные морские игуаны не обратили на нас внимания, пережевывая водоросли, растущие на камнях. Но у нас все-таки была компания – стая пингвинов и косяк тюленей стали скакать вокруг нас.

Галапагосский пингвин – единственный выживший вид тропических пингвинов, и они мирно плескались рядом с нами, словно мы были их сородичами. В это же время галапагосские морские львы, известные своим любопытством, плыли прямо на нас, быстрые, живые коричневые торпеды, направленные прямо нам в лица, которые сворачивали лишь в самую последнюю секунду, словно были уверены, что столкнутся с нами. Они, интересно, хотели напугать нас, поиграться или, может, усыновить?

Не могу сказать, понравилось ли пингвинам и львам плавать с нами так же, как нам с ними, но этот опыт был для меня, пожалуй, самым ярким в жизни. Я был частью фауны, делил с животными их жизнь, наслаждался мягким, теплым чувством сопричастности в этом бледно-голубом мире.

Все эти водные упражнения стали причиной состояния, которое хоть и не сильно меня беспокоило, но все же заставило немного изучить медицину. Я изобрел процедуру облегчения tinea crutis, раздражающей грибковой инфекции, засевшей в паховой зоне, которую часто называют «жокейским зудом».

Учитывая, что эта болезнь процветает в жарком, влажном климате, я решил, что лучшим способом ее вылечить будет сушка и охлаждение. Именно поэтому я большую часть Центральной Америки проехал в чем мать родила, балансируя на подножке «Лэндкрузера», высунув правую ногу, чтобы прохладный ветерок охлаждал зудящие места. У меня нет фотодоказательств использования этой эффективной техники, потому что Стив не мог одновременно вести машину и фотографировать, что, абсолютно точно, и является причиной, по которой Агентство патентов США отклонило мою заявку о коммерциализации этой техники. Если вы хотите попробовать это дома, делайте это только по ночам на безлюдных пригородных трассах и там, где ваша вытянутая нога не наткнется на какую-нибудь повозку.

Нет подножки на машине? Нет проблем. Разденьтесь и растянитесь под кондиционером. Осторожно, не переусердствуйте и не отморозьте себе чего. Отмороженный пах выглядит неприятно, лечить его сложно, как я, к сожалению, узнал одним неудачным вечером в Шамони после катания на Монблане при нулевой температуре. Я нашел статью в медицинском журнале, в которой автор говорил, что залезать в горячую ванну – плохая идея, потому что внезапное повышение температуры может повредить фамильные драгоценности. Парень рекомендовал погрузить замороженные части во что-то мягкое, скользкое, температуры тела и держать там около двух часов.

Приступ tinea crutis был не худшим опытом во время путешествий. Я хлебнул сполна: порвал подколенное сухожилие в ледниковой трещине во время спасательной операции, сломал два ребра, упав со скалы и приземлившись грудью на поваленное дерево, сломал еще одно ребро в неприятной стычке на Касабланке, порвал мышцы плечевого пояса с обеих сторон, катаясь на лыжах, после укуса черноногого клеща получил сильный приступ клещевого боррелиоза, потребовал спасения после кессонной болезни, когда сломанный глубинометр завел меня на 50 метров под землю у Кюрасао, почти потерял левую руку в Канаде, когда стафилококк, устойчивый к лекарствам, засел у меня в локте после падения с велосипеда, а еще – получил жуткий приступ кишечной инфекции в Индии, после которого потерял 11 килограммов, но зато спас себя от линчевания (об этом, собственно, я уже рассказывал). Еще я стесал колено до кости, когда мотоцикл начал скользить по песку на крутом холме в Арубе, что позволило мне освоить еще один медицинский навык – очищения и дезинфекции раны хлором, когда набора для первой помощи поблизости нет, – я поискал ближайший безлюдный задний двор и прыгнул в тамошний бассейн.