Все указывало на то, что не стоит этого делать, – уже неделю лил дождь, и река почти кипела. Кроме того, был первый день после Рождества, все спортивные магазины были закрыты, так что я нашел парня, у которого был старый, потрепанный плот и похмелье. Плюс ко всему у меня не было нормальной команды – только моя подруга Анна и два ее не очень больших ребенка, а значит, Пакуаре явно превосходила нас мощью. Я был достаточно опытен, чтобы это понимать, но слишком хотел победить реку, чтобы уже наконец забыть об этой затее. Половина моих неудач начинается с подобных размышлений.

Я греб изо всех сил с левой стороны плота, за мной сидел сын Анны, сама Анна и ее дочь гребли справа, а наш невменяемый гид сидел на корме. Мы загадочным образом справились с Безумным камнем, Двойным порогом, Чокнутым порогом и Пинболом и были уже на полпути к Карибскому порогу, когда плот соскользнул в Подмышку дьявола и накренился в мою сторону. Сын Анны свалился за борт, но с ним все было в порядке, а вот я застрял и наглотался воды. Я лежал на спине, голова моя была в воде, а ноги сжало между задом и корпусом плота, на который приходился весь мой вес. Освободиться я не мог. Я дергался. Я извивался. Я крутился и вертелся, но не мог вылезти. Поток воды, проходивший через мои грудь и лицо, был слишком силен, чтобы я мог подняться и залезть обратно на плот, а ловкость ограничивал спасательный жилет. Вода продолжала заливаться мне в нос и рот.

Я много десятков лет провел в воде – занимался сплавами, каякингом, нырял, серфил на Гавайях, но никогда не попадал в более опасную ситуацию. Хотя мое лицо было всего на несколько сантиметров опущено в воду, я тонул и ничего не мог с этим сделать. Я уже начал думать, что, похоже, так и покину этот мир.

Когда я уже практически потерял сознание, Анна сумела подползти к моей стороне плота, схватила меня за спасательный жилет и втянула обратно на плот – я кашлял, задыхался и в итоге изверг, наверное, литр воды.

Меня слишком сильно трясло, чтобы попросить ее о дыхании рот-в-рот, но я исправил эту ошибку на следующий день.

В одном месте на северо-востоке Южной Америки находится три водопада: один – самый красивый в мире, второй – самый высокий, а третий – самый волшебный.

Самый прекрасный – это Игуасу, и это – мое самое любимое место на планете.

Я влюбился в Игуасу сразу, как только увидел его, делящего Бразилию и Аргентину, и остаюсь верен ему с тех пор. Игуасу несравненно красив. Он великолепен.

Я добрался до него от Рио-де-Жанейро на автобусе. Это была долгая, нервная поездка, и я хотел провести там примерно полдня. В итоге я застрял на три дня, абсолютно пораженный. Сначала я увидел его с края обрыва, он был примерно 3 километра в ширину, и казалось, что водопад поглощает все вокруг, падая с 82 метров и разбиваясь на 275 струй, между которыми выжили лишь маленькие кустики травы.

После многочасового любования этой красотой я спустился вниз по длинной металлической лестнице на маленький остров посреди реки, в которую падал водопад, – вода шумела с трех сторон, а капли поднимались на высоту 150 метров. Я сидел на одинокой скамейке в джунглях, вокруг никого не было, и с удивлением смотрел, открыв рот, распахнув глаза, оглохнув от невероятного шума, купаясь в мягком тумане, час за часом. Это не похоже ни на одно место в мире. Говорят, что, когда Элеонор Рузвельт увидела Игуасу, она воскликнула: «Бедная Ниагара!»

Вы, может, этого и не знаете, но, скорее всего, уже видели Игуасу в каком-нибудь фильме – «Мистер Магу», «Миссия» или «Полиция Майями» – и это только фильмы на букву «М».

Не полагайтесь на видеоверсию. Если хотите посмотреть на какое-нибудь великое место до того, как откинете коньки, пусть это будет Игуасу.

И не удивляйтесь, если встретите там меня и увидите, как я сижу у подножия водопадов, расслабляясь в тени тропических деревьев, окруженный орхидеями и бабочками, смотрю вверх в экзальтации. Я вернусь, как только смогу.

Примерно в 800 километрах к северу, в Венесуэле, возвышается водопад Анхель, самый высокий непрерывный водопад в мире. Я всегда думал, что это название – «ангел» – пошло от того, что на такой высоте могут жить небесные создания, но на месте я узнал, что его назвали в честь авиатора Джимми Эйнджела, который в 1930-х разбился на маленьком самолете в трех километрах от водопада, выжил, нашел водопад, рассказал о нем миру и увековечил свое имя.

Место это прекрасно – река Чурун течет по плоскому плато Гвианского нагорья в Юго-Западной Венесуэле прямо к вертикальному гладкому спуску горы Дьявола и падает в самые густые джунгли мира – 807 непрерывных метров вниз, вниз, вниз.

Совсем недалеко оттуда шепчет волшебный маленький водопад Канайма. Эта система водопадов похожа на сияющую корону и прячется в идиллическом регионе около юго-восточной границы Венесуэлы с Бразилией и Гвианой. Там находится национальный парк Канайма, шестой по величине в мире заповедник такого рода, размером со штат Мэриленд, нетронутая, незаселенная земля с возвышающимися каменными плато, которые парят в сотнях метров над джунглями. Это одни из самых старых скал на планете, они появились в докембрийский период[10], а теперь покрыты трещинами и ущельями в сотни метров глубиной.

Больше всего среди местных маленьких водопадов высотой не больше 45 метров (местные называют их Хатча, Вадайма, Укайма и Голондрина) мне понравилось то, что под ними скрывался безопасный проход в другое измерение.

Я выскальзывал из гамака каждое утро непозволительно поздно и после завтрака из сочных манго и сладких бананов шлепал по колено в воде по лагуне Канайма к арке сверкающих потоков, направляясь вдоль камней к краю водопадов, потом проходил через тонкую завесу падающей воды и входил в закрытое пещерное пространство, спрятанное за потоками. Я стоял там и не слышал ничего, кроме рева воды. Я не видел неба, земли, деревьев – ничего, только сине-белую занавесь чистой пенистой воды, разбивающейся о землю на расстоянии вытянутой руки. Больше не было ничего. Я был один в зачарованном королевстве, где я мог мечтать парить, смотреть и удивляться, в немом восхищении перед силой и величием природы.

Это произошло, как и многие другие катастрофы в моей жизни, по вине прекрасной дамы – или, говоря более точно и менее шовинистически, по причине моей подростковой по характеру, но пожизненной по продолжительности одержимости прекрасными дамами.

Она была израильтянкой, разведенной, прекрасной и весьма чувственной. Я встретил ее через объявление в газете, которыми я пользовался в молодые годы. Мы встречались месяц, потом полетели в Канкун и поехали по прибрежной дороге нырять с рифов в Белизе. Во всяком случае, так мы думали, пока не добрались до границы, где пограничники отказались ее пропустить – у нее был израильский паспорт и не было визы, которая мне, как американцу, была не нужна.

Я стоял перед дилеммой – оставить возлюбленную на границе на несколько дней или отказаться от дайвинга? После долгих раздумий победило рыцарство (циники, конечно, решат, что дело в сексе), и я вернулся со своей леди в Канкун и его шумные рестораны.