После как минимум сотой неудачной попытки я не встала. Лежала на полу, на спине. Дышала со свистом. Чувствовала противную дрожь в конечностях. Навид тем временем ходил по студии на руках, ногами выполняя ножницы. Джакоби оттачивал мельницу – классический силовой элемент, который у него и так отлично получался. Джакоби пытался сделать так, чтобы мельница плавно перетекала во флай. Карлос – руки в боки, шлем под мышкой – наблюдал за усилиями Джакоби. Крутиться на голове Карлос мог, наверно, сутками, причем даже и без шлема. Я смотрела на всех четверых чуть ли не с подобострастием. Конечно, ребята не против конкурса! Они уже сейчас – супер.

Не то что я – самое слабое звено.

– Не волнуйся, все получится! – Биджан легонько толкнул меня локтем.

Я подняла взгляд.

– Кстати, Ширин, не ты одна школу ненавидишь. Хвалиться тут нечем.

– А кто хвалится?

– Никто. Я просто так – проверял.

– Слушай, ты говорил, что на восемьдесят процентов гей. А разве это не то же самое, что бисексуал?

Биджан нахмурился. Поколебался, прежде чем сознаться:

– Да, пожалуй.

– Пожалуй? То есть ты не уверен?

Он по-птичьи склонил голову.

– Вообще-то я еще не определился.

– А родители твои в курсе?

– Угадай с трех раз.

– Значит, не в курсе.

– Вот именно. И не надо их просвещать. Мне сейчас вот только душеспасительной беседы и не хватало.

– О’кей.

– Может, на смертном одре я и сознаюсь.

– Как хочешь. – Я пожала плечами. – Твои восемьдесят процентов я с собой в могилу унесу.

Биджан расхохотался.

– Чудна́я ты!

– Почему это?

Он покачал головой. Уставился в стену.

– Просто чудна́я, и все.

Задать следующий вопрос я не успела. Навид заорал, чтобы я собирала вещи – время истекло, сейчас другие ребята придут заниматься.

– Я чертовски голоден, – объявил брат, первым выскочив из студии. – Кто со мной обедать?

До сих пор я не задумывалась, на какие мысли навожу окружающих. Десятиклассница, вечно околачивающаяся в компании парней, притом старших парней. Для меня это было привычно. Навид – мой брат, остальные – его друзья. Ничего принципиально нового. Сколько себя помню, от приятелей Навида ступить было некуда. Чем психовать, легче смириться. Воспринимать их как необходимое зло. Брат с компанией вваливался – и уничтожал мои лакомства. Пачкал и разбрасывал мои вещи. Не раз и не два из туалета, примыкавшего к моей спальне, выходил, нимало не смущаясь, какой-нибудь оболтус и объявлял: я окно разбил, стесняешься – попользуйся пока другим сортиром.

Кого угодно взбесит.

Самое плохое – приятели Навида были как на подбор симпатяги. Но к концу недели тесного общения с каждым таким симпатягой неизменно возникала потребность забаррикадироваться в спальне.

На тренировке я как-то позабыла, что старшую школу никто не отменял. Лишь когда мы вышли из студии, вспомнила. Причем сразу все: и в стенах какого заведения нахожусь, и что нахожусь в них с группой классных парней. Настолько классных, что разговором со мной и чирлидерша не побрезгует.

С некоторых пор, стоило поднять взгляд, я непременно напарывалась на группу чирлидерш. Мне бы догадаться: девчонки просто ждут очереди, им тоже нужна танцевальная студия для занятий. Но я тормозила непростительно долго. Впрочем, к тому дню, о котором идет речь, я уже не удивлялась, не вздрагивала при виде красоток с помпонами. Удивилась и вздрогнула я, лишь когда одна из них мне помахала.

В первый момент я решила, чирлидерша просто досадливо от чего-то отмахивается. Я мысли не допускала, что она зовет меня. Целых пятнадцать секунд я не реагировала, пока Навид не толкнул меня под ребро.

– По-моему, Ширин, вон та девчонка хочет с тобой поговорить.

Звучало нелепо, но оказалось правдой.

– Хотеть не вредно, – буркнула я. – Может, уже пойдем, а, Навид? Ты вроде проголодался.

– К тебе человек обращается, а ты – мимо? – возмутился Джакоби.

– Сто процентов из ста – ничего приятного она не скажет, – отрезала я. – Так что да: я – мимо.

Биджан покачал головой. Что-то вроде улыбки возникло на его губах – и исчезло.

Навид подтолкнул меня вперед.

– Ширин, ты обещала стать коммуникабельнее.

– Ничего подобного.

Все четверо глядели с таким неодобрением, что я сдалась. Мне претило топать к этой чирлидерше – до нее минимум двадцать пять футов, – но я пересилила себя. Я проделала этот путь.

Как только я достаточно приблизилась, чирлидерша схватила меня за руку. Я похолодела.

– Слушай, – зашептала она, глядя не на меня, а куда-то мне за спину. – Вон тот парень – он кто?

Ну конечно. Как я и предчувствовала. Прегадкий разговор.

– А ты сама – кто? – парировала я.

– Что? – Чирлидерша удостоила меня взглядом. – А! Меня зовут Бетани. Слушай, как тебе удалось? Чтобы такая, как ты, – и дружила сразу с четырьмя клевыми парнями!

Вот она – причина, почему я избегаю разговоров.

– Ты меня для этого звала? Чтобы я тебя свела с одним из четверых?

– Ну да. Вон с тем. – Чирлидерша мотнула головой. – С синеглазым.

– Ты Карлоса имеешь в виду? Того, с кудрявыми черными волосами?

Она закивала.

– Значит, его Карлосом зовут?

Я вздохнула. И позвала:

– Карлос! Будь добр, подойди сюда!

Карлос, изрядно смущенный, приблизился. Впрочем, стоило представить его этой Бетани, как он просиял.

– Приятного времяпровождения, – бросила я. – До новых встреч.

Бетани хотела было рассыпаться в благодарностях. Я только отмахнулась. Никогда еще меня так не унижали девчонки. Парни – да, но чтобы представительницы своего же пола… Я развернулась – и застыла, напоровшись на знакомое лицо.

Из спортзала выходил Оушен.

Объемная сумка за плечами, раскрасневшийся, волосы влажные – наверное, после душа. Мелькнул на секунду. Пересек коридор, исчез за дверью.

У меня сердце упало.

Мы уже три дня не разговаривали. Мне очень, очень хотелось поговорить, но я вела себя правильно. Не давала повода. Ничем не намекала: между нами что-то искрит и может разгореться сильнее. Два раза Оушен пытался перехватить меня после урока, однако я оказывалась проворнее. Я избегала визуального контакта. Не выходила на связь онлайн. На биологии ограничивалась обрывочными фразами, и то строго по делу. Короче, сводила общение к нулю. Пусть, думала я, Оушен не обольщается. Ничего нет и быть не должно. Он недоумевал; он досадовал; он обижался.