– Есть один человек… Страшный человек,настоящее чудовище. Он – проклятье всей моей жизни. – Девушка говориламедленно, будто каждое слово давалось ей с трудом. – Я пока не назову вам егоимени, я еще слишком мало вас знаю… Скажите лишь, могу ли я на вас положиться.

– Вне всякого сомнения, – ответилполицмейстер, сразу же успокоившись. Негодяй, мучающий бедную девицу, – эканевидаль. Познакомится с полковником Лагранжем – станет как шелковый. – Онздесь, этот ваш человек? На острове?

Она оглянулась на него, дав ФеликсуСтаниславовичу полюбоваться своим резным профилем. Кивнула.

– Отлично, сударыня. Завтра мне нужно повидатьодного местного доктора, некоего Коровина, и одного его пациента. А спослезавтрашнего дня я буду совершенно в вашем распоряжении.

Тут девушка вся повернулась к Лагранжу ипокачала головой, словно не верила чему-то или в чем-то сомневалась. Последолгой паузы (сколько именно она продолжалась, сказать трудно, потому что отмерцающего взгляда Феликс Станиславович оцепенел и счет времени утратил) нежныегубы шевельнулись, прошелестели:

– Что ж, тем лучше.

Порывисто сняла перчатку, царственным жестомпротянула руку для поцелуя.

Полковник приник ртом к благоуханной,неожиданно горячей коже. От прикосновения закружилась голова – самымнатуральным образом, как после пары штофов жженки.

– Довольно, – сказала барышня, и Лагранж опятьне посмел своевольничать. Даже попятился. Это надо же!

– Как… Как вас зовут? – спросил он задыхаясь.

– Лидия Евгеньевна, – рассеянно ответила она,шагнула к полковнику и поглядела куда-то поверх его плеча.

Феликс Станиславович обернулся. Оказывается,они стояли на самом краю утеса. Еще шаг назад, и он сорвался бы с кручи.

Лидия Евгеньевна простонала:

– Я здесь больше не могу! Туда, я хочу туда!

Размашистым жестом показала на озеро, а можетбыть, на небо. Или на большой мир, таящийся за темными водами?

Перчатка выскользнула из ее пальцев и,прочерчивая в пустоте изысканную спираль, полетела вниз.

Касаясь друг друга плечами, они наклонились иувидели внизу, на каменистом выступе белое пятнышко, покачивающееся на ветру.

Неужто придется лезть? – мысленно содрогнулсяполицмейстер, но пальцы уже сами расстегивали пиджак.

– Ерунда, – бодро сказал Феликс Станиславович,надеясь, что она его остановит. – Сейчас достану.

– Да, я не ошиблась в нем, – кивнула сама себеЛидия Евгеньевна, и после этого полковник был готов не то что лезть – ласточкойкинуться вниз. Страха как не бывало.

Цепляясь за корни, осторожно нащупывая ногамикамни и малейшие выступы, он стал спускаться. Раза два чуть не сорвался, ноуберег Господь. Подвижная белая полоска делалась все ближе. Хорошо хотьперчатка не улетела в самый низ, а зацепилась посередине обрыва.

Вот она, голубушка!

Лагранж дотянулся, сунул шелковый трофей запазуху. Посмотрел вверх. До кромки было далеконько, ну да ничего – подниматьсяпроще, чем спускаться.

Выбрался на вершину не скоро, весьперепачканный, искряхтевшийся, мокрый от пота.

– Лидия Евгеньевна, вот ваша жантетка! –триумфально объявил он, озираясь.

Только не было на холме никакой ЛидииЕвгеньевны. Исчезла.

* * *

– Так, говорите, вы его дядя по материнскойлинии? – переспросил Коровин, внимательно глядя на Феликса Станиславовича ипочему-то задержавшись взглядом на шее визитера. – И служите, стало быть, вбанке?

Лагранж чуть ли не час проторчал в кабинете удоктора, а никакого толку пока что не выходило. Донат Саввич оказалсясобеседником трудным, не желающим поддаваться психологической обработке,правила которой были разработаны лучшими умами Департамента полиции иЖандармского корпуса.

В полном соответствии с новейшейдопросительной наукой, полицмейстер попытался в первую же минуту знакомстваустановить правильную иерархию, обозначить, кто “отец”, а кто “сын”. Крепкопожал руку худощавому, гладко выбритому доктору, пристально посмотрел ему прямов глаза и с приятной улыбкой сказал:

– Превосходное у вас заведение. Наслышан,начитан, впечатлен. Просто счастье, что Алешик попал в такие надежные руки.

Комплимент нарочно произнес тихим-претихимголосом, чтоб оппонент сразу начал прислушиваться, мобилизовал мышцы холки инепроизвольно наклонил голову вперед. Кроме того, в соответствии с закономзеркальности, после этого Коровин должен был говорить громко, напрягая связки.На этом первый этап складывающихся отношений был бы благополучно завершен,начальное психологическое преимущество получено.

Но доктор владел методой дискурсивногопозиционирования не хуже полицмейстера. Должно быть, насобачился на своихпациентах. Если б разговор происходил не на территории Доната Саввича, а внекоем строгом кабинете с портретом государя императора на стене, преимуществобыло бы на стороне Феликса Станиславовича, а так что ж, пришлось менять аллюрна ходу.

Когда врач энергично сжал руку полковника,взгляда не отвел, а на лестные слова еле слышно произнес:

“Помилуйте, какое уж тут счастье”, Лагранжсразу понял, что не на того напал. Хозяин усадил посетителя в чрезвычайноудобное, но низкое и несколько запрокинутое назад кресло, сам же уселся кписьменному столу, так что Феликс Станиславович был вынужден смотреть наКоровина снизу вверх. Инициатива диалога тоже сразу попала к доктору.

– Очень хорошо, что вы так быстро прибыли. Нуже, рассказывайте скорей.

– Что рассказывать? – смешался Лагранж.

– Как что? Всю жизнь вашего племянника, ссамых первых дней. Когда начал держать головку, в сколько месяцев стал ходить,до какого возраста мочился в кровать. И родословную тоже, со всемиподробностями. Молодой человек у меня однажды был, еще до раптуса, и я провелпервичный опрос, но нужно сверить данные…

Проклиная себя за неудачно выбранную легенду,полицмейстер принялся фантазировать и отвечать на миллион разных идиотскихвопросов. Перейти к делу все никак не получалось.

– Да, служу в банке, – ответил он. – В“Волжске старшим конторщиком.