Ей казалось, что это может пробудить ужасные воспоминания печника, и он опять превратится в исстрадавшееся чудовище, но мужчина лишь задумчиво почесал бакенбарды и поведал, нечеловечески ровным голосом, будто жёстко запер оглохшие и ослабшие эмоции в глотке:

— Просто я из таких, кто считал людей своими соседями, но многие другие — едой. Мы жили порознь, в деревнях и в лесу, но, знаешь… Хищников развелось в таком подавляющем большинстве, что люди из страха смерти не нашли лучше способа, чем истребить всех, не разбираясь, кто прав, а кто виноват. Всё одно — демоны.

Он обдумывал эту глупую причину чаще, чем дышал, и постепенно свыкся с ней, как с естественным явлением дождя при тучах, хотя убийство целого народа вряд ли можно назвать чем-то обыкновенным… Ведомый скот накормили, и он успокоился, почувствовал себя в безопасности, только и всего. Проникать в саму суть непонятной религиозной веры во всемогущее чудо, ставшее венцом дьявольской смерти, не хотелось.

Лойс приникла к его рукаву, она едва плелась, стараясь не выдать своей заморенной холодной усталости. Глаза закрывались, словно залитые горячим свинцом, ноги изорванными плетьми волочились следом, застревая в сколах льда, и она чуть ли не висела на Дагласе.

— Нам с тобой надо найти ночлег… — озабоченно потёр лоб кулаком печник и участливо спросил, опустив белую, как череп, голову с запавшими глазами на девочку. — Кушать хочешь?

— Угу.

Даглас кивнул, словно соглашаясь с ней. Он тоже чувствовал, как сердце начинает заметно остывать и ныть, стреляя разрозненной морозной болью в голову так, что всё тело до истомы напрягается, стараясь спасти тепло.

Мужчина повёл глазами по улице, ища что-то, похожее на гостиницу. Чуть дальше слева от дороги стояло узкое двухэтажное здание с потёртой деревянной вывеской, в основном говорящей о том, что здесь питейное заведение. Но это не исключает того, что там есть гостевые комнаты.

Даглас завёл девочку внутрь и прошёл сам, отряхнув о порог сапоги. Заведение, скорее всего, уже закрывалось, ибо посетителей за столами не оказалось. Небольшую комнату с потёртым линолеумным полом и побитой жизнью стойкой в углу освещал трескучий электрический свет нескольких настенных ламп, от чего воздух шумно раскалывался на красноватый свет и прозрачную тень.

Всё здесь впитало грязный, неуютно прошибающий голову, запах табака и крепкой выпивки, от чего нестерпимо чесался нос. С другой стороны, попытать удачу стоило, хотя бы потому, что Лойс слишком устала, чтоб идти дальше.

У стойки возилась со стаканами полная женщина лет сорока с лохматым пучком на голове и большими пигментными пятнами на мягких руках. Лицо у неё выражало беспокойство и суровость, какие бывают после неудачного рабочего дня, но на гостей она подняла приветливый, хотя и беглый взгляд.

— Уже закрываемся.

Даглас по-отечески притянул к своему горячему боку Лойс, уже так худо соображавшую, будто её разбудили посреди ночи и спросили, умеют ли кошки летать на арбузах.

— Простите… мы ищем ночлег, — печник походил на разбитую фарфоровую статую, которую криво склеили. Он измученно горбился и кренился вправо, в сторону саднящей раны, продолжал слегка гладить девочку по плечу, не сводя с неё утомлённого выражения абсолютно истёртых глаз.

— Это всё очень мило, но комнат нет, — женщина сочувственно пожала плечами, безжизненно натянув уголки губ до грустной улыбки. Возможно, она и хотела помочь, но оказалась не в силах.

— Вы… можете хотя бы девочку приютить? — костлявая рука Дагласа перелезла с плеча на голову Лойс, и он самоотверженно поднял глаза на хозяйку. Ему-то тепла хватит, главное, чтоб для потеряшки нашёлся уютный сухой уголок. — Мы долго шли, она совсем выдохлась. Нам хватит и одеяла в сенях, только бы крыша над головой была.

Женщина на секунду пропала в тягостных раздумьях, во время которых её густые брови ходили по лбу, места не находя, но, в конце концов, тихо произнесла, охотно пойдя на уступки:

— Хорошо… У меня найдётся место для девочки, а вы можете разместиться в сарае на заднем дворе.

— Спасибо вам! Выручили! — Даглас на прощание стиснул совсем одубевшую от усталости Лойс в объятиях и прошёл к чёрному ходу, ведущему во двор.

Хозяйка же взяла Лойс под руку и отвела в ближайшую комнату, похожую на маленькую гостиную. Внутри стоял продавленный диван, тёмный почерневший камин из маленьких кирпичей, низкий самодельный столик и глухой книжный шкаф. Судя по всему, здесь персонал отдыхал после работы или в коротких перерывах. Серый дёрганый луч пробежал от двери, розовея, запутался в крае ковра и потух.

— Садись, в шкафу печенье стоит, можешь взять. Попьём чай, и я тебе на диване постелю, — женщина всё ещё говорила серьёзно, на лицо словно камень положили, но девушка не сомневалась в её доброте при такой кажущейся стервозности. Девочка села в продавленную ямку и встревоженно огляделась, как попавшая в западню птичка, не привычная к отсутствию Дагласа рядом.

— А где… — Лойс внезапно в приступе неловкости осознала, что без понятия, как соврать. Кем ей приходится Даглас? Друг, опекун, отец?.. Нет-нет, последнее чересчур и вызовет слишком много вопросов… — м-мой брат?

— В сарае. Там есть чугунная печка, не беспокойся, — гостеприимная хозяйка кивнула, словно подтверждая свои же слова, после чего вышла, прихватив с собой свёрнутый у края дивана плед.

Лойс подошла к шкафу и осторожно, будто таясь, вытащила оттуда розетку с горкой маленького овсяного печенья. Так обидно, что именно такое она не любила больше всего, потому как именно его подавали безвкусным к ещё более пресной каше в приюте. А вкус у него мало чем отличался от тюремного хлеба, слепленного из воды и отрубей.

Какой бы Лойс ни была голодной, она поставила розетку обратно с явным отвращением на лице. Лучше здоровый голод, чем давиться этой гадостью.

Хозяйка вернулась с чайником и парой чашек, свой чай она выпила залпом, громко хлюпая, словно глотатель огня, но Лойс пришлось подождать, пока кипяток немного остынет. Она сонно смотрела на своё дрожащее искажённое отражение на расцарапанной стенке заварника и мрачно думала, что Дагласу тоже, наверное, сейчас хотелось бы сидеть в тепле с ароматным стаканом в руках…

— Вот тебе подушка с одеялом, укладывайся, — женщина деловито подала девочке свёрток, горько пропахший дегтярным мылом, и вышла, не ожидая ответа от