Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Владыка мира смерть судил!
Так как же Хоу Цзи на льду,
Укрыт был сенью птичьих крыл?
Он знаменитым стал стрелком,
Стал полководцем, был в чести,
Дрожал царь неба перед ним! —
Зачем же допустил расти?
Бо Чан в одежде травяной
Кнутом — не скипетром владел! —
Как сверг династию пастух?
Где человечьих сил предел?
Весь иньский люд зачем бежал
За южный склон Цишаньских гор?
В Дэ Цзу влюблен был Чжоу-ван, —
Чем заслужил людской укор?
Бо Чан, мы знаем, принял "дар",
Что иньский Чжоу-ван прислал, —
Зачем всевышнего молил,
Дабы от иньцев не спасал?
Жил в Чаогэ мясник Люй Ван, —
Чем вдруг прославился простак?
И почему, о нем узнав,
Вэнь-ван обрадовался так?
Когда походом против Инь
Шел чжоуский У-ван опять, —
Зачем отца останки вез,
Врагов спешил атаковать?
Меж двух наложниц Чжоу-ван
Повесился... Но в чем же суть?
Закрыл лицо полой, страшась
На Землю и на Твердь взглянуть?
Всю Поднебесную давно
Царь неба людям даровал, —
Как допускает, чтобы князь
Ее у князя вырывал?
Слугой Чэн Тана был И Инь,
Цзе-вану отдан был потом...
Что ж верность первому хранил,
Шел, как в родимый, в иньский дом?
Был изгнан в юности Хо Люй,
Ходил с запятнанным лицом...
Но почему же, возмужав,
Стал знаменитым храбрецом?
Царь неба за фазаний суп
Хранил Пэн Цзу за веком век...
Ужель обманутых надежд
Восьмисотлетний не избег?
Сонм царств — средь четырех морей...
Как терпит небо их раздор?
Ведь мелки пчелы, муравьи!
Отколь их сила и напор?
Смеялась девушка зачем
В горах над сборщиками трав?
Их мать кормила молоком,
Шу Ци и с ним Бо И признав!...
В чем радость встречи над рекой?
Чем сроден у обоих нрав?
Брат младший старшему давал
Сто колесниц за злого пса!
Чем объяснялся их обмен
И почему не удался?
Час поздних сумерек, гроза...
Чего бояться? .. Путь — домой.
О чем молить? Пусть я не горд,
Что может дать владыка мой?
Зачем спасаться между скал?
Хо Люй нас разве победил?
Развратница — Юнь-гуна дочь!
Цзы Вэнь ей разве сыном был?
Ду Ао братоубийцей стал, —
Как мог? Считался слабым он!..
Сюнь Юнь Ду Ао погубил, —
Зачем за кровь превознесен?
Источник: Цюй Юань "Стихи", 1956
Перевод: Алексеев В.М.
Отец-рыбак
Когда Цюй Юань, жил в изгнанье своем, он блуждал по затонам реки и бродил, сочиняя стихи, у вод великих озер. Мертвенно бледен был вид его, а тело — сухой скелет. Отец-рыбак, увидя его, спросил: "Вы, сударь, не тот ли самый сановник дворцовых родов? Как же Вы дошли до этого?" Цюй Юань сказал: "Весь мир, все люди грязны, а чистый один лишь я. Все люди везде пьяны, а трезвый один лишь я... Вот почему я и подвергся изгнанию". Отец-рыбак ему: "Мудрец не терпит ни стесненья, ни затора от вещей. Нет, он умело идет вместе с миром вперед или вслед миру меняет путь. И если все люди в мире грязны, почему ж не забраться в ту самую грязь и зачем не вздыматься с той самой волной? А если все люди везде пьяны, почему б не дожрать барду и не выпить осадок до дна?:. К чему предаваться глубоким раздумьям, высоко вздыматься над всеми людьми? Ты сам накликал на себя свое изгнанье". Сказал Цюй Юань: "Я вот что слыхал: тот, кто только что умылся, непременно выколотит пыль из своей шапки; тот, кто только что искупался, непременно пыль стряхнет с одежды. Как же можно своим телом чисто-чистым принять всю грязную грязь вещей? Лучше уж тогда пойти мне к реке Сян, к ее струям, чтобы похоронить себя во чреве рыб речных. Да и можно ли, будучи самому белейше-белым, принять прах-мерзость окружающих тебя людей?" Отец-рыбак лишь еле-еле улыбнулся, ударил по воде веслом, отплыл. Отъехал и запел:
Когда чиста цанланская вода-вода,
В ней я могу мыть кисти моей шапки.
Когда ж грязна цанланская вода-вода.
В ней я могу и ноги свои мыть...
И удалился, не стал с ним больше разговаривать.
Источник: "Антология китайской поэзии", Том 1, 1957
Отец-рыбак
Когда Цюй Юань был в изгнанье своем, он блуждал по затонам реки2 и бродил, сочиняя стихи3, у вод4 великих озер. Мертвенно бледен был вид его, и тело — сухой скелет. Отец-рыбак, увидя его, спросил: "Вы, государь, не тот ли самый сановник дворцовых родов? Как же вы дошли до этого?" Цюй Юань сказал: "Весь мир, все люди5 грязны, а чистый один лишь я. Все люди везде пьяны, а трезвый один лишь я... Вот почему я и подвергся изгнанию". Отец-рыбак ему: "Мудрец не терпит стесненья от вещей. Нет, он умело идет вместе с миром вперед или вслед миру меняет путь6. И если все люди в мире грязны, почему ж не забраться в ту самую грязь и зачем не вздыматься с той самой волной?! А если все люди везде пьяны, почему б не дожрать барду и не выпить осадок до дна?! К чему предаваться глубоким раздумьям, высоко вздыматься над всеми людьми? Ты сам накликал на себя свое изгнанье". Сказал Цюй Юань: "Я вот что слыхал: тот, кто только что умылся, непременно выколотит пыль из своей шапки; тот, кто только что искупался, непременно пыль стряхнет с одежды. Как же можно своим телом чисто-чистым принять всю грязную грязь вещей?! Лучше уж тогда пойти мне к