Казалось, в этой части обширного поля битвы победа оборачивалась в нашу пользу, как вдруг она ускользнула от нас из-за неожиданного прибытия свыше 20 тысяч прусских кавалеристов. Они сначала раздавили дивизию Русселя д’Юрбаля, столь неосторожно посланную без поддержки на расстояние свыше лье вперед, а затем атаковали наш полк значительно превосходящими силами.

О приближении этой огромной вражеской массы нас предупредил прибывший генерал Экзельманс, который, как я уже говорил, на какое-то время покинул свою дивизию, чтобы почти в одиночку отправиться требовать у генерала Себастьяни свою артиллерийскую батарею. Эту батарею Себастьяни столь неудачно отправил на соединение с артиллерийской батареей Русселя д’Юрбаля. Не сумев найти Себастьяни, Экзельманс прибыл лишь для того, чтобы сделаться свидетелем захвата пушек Русселя д’Юрбаля, а также его собственных пушек и наблюдать столь ужасный разгром эскадронов своего коллеги. Мы уже предчувствовали какое-то несчастье, видя, как мчится к нам наш генерал с изменившимся лицом, без шляпы и даже без шарфа! Мы поспешили остановить солдат, продолжавших рубить вражеских пехотинцев. Однако в то время, как мы пытались призвать наших людей к порядку, нас полностью окружили многочисленные прусские эскадроны, преследовавшие остатки дивизии д’Юрбаля до самых наших рядов.

В мгновение ока на кавалерийский корпус Себастьяни, насчитывавший не более 5–6 тысяч бойцов, набросилось 20 тысяч вражеских кавалеристов, а они, помимо огромного численного превосходства, были уланами, то есть были вооружены пиками, а у нас имелось лишь несколько эскадронов, вооруженных этим оружием!

Несмотря на отчаянное сопротивление, которое мы попытались оказать, пруссаки непрерывно рассеивали наши группы и, постоянно преследуя нас, они наконец отогнали нас на край равнины, к крутому берегу реки Кацбах!

Здесь нас встретили две дивизии французской пехоты, к которым мы надеялись присоединиться. Однако ружья наших пехотинцев намокли и не могли стрелять. Им не оставалось никакого средства для защиты, кроме батареи из шести пушек, а также их собственных штыков, остановивших на мгновение вражеских кавалеристов. Однако прусские генералы выдвинули вперед примерно 20 орудий. Французские орудия были мгновенно уничтожены, а наши батальоны рассеяны! И тогда с громкими криками на нас бросилось 20 тысяч вражеских кавалеристов. Они в беспорядке оттеснили нас к Кацбаху.

Эта река, через которую этим же утром мы переправлялись с большим трудом, хотя она и не очень большая, теперь превратилась в бурный поток из-за проливных дождей, не прекращавшихся весь день. Вода из реки вышла из берегов с обеих сторон и почти полностью покрыла парапеты моста у Шмохвица, мешая выяснить, можно ли еще воспользоваться бродом, имевшим то же название. Однако, поскольку сегодня утром мы переправились через реку именно в этих двух местах, мы двинулись к мосту и к броду. Брод был непроходим для пехотинцев, многие утонули при переправе, однако мост спас основную массу людей.

Я собрал по мере возможности мой полк и приказал людям двигаться очень плотными полувзводами. Поддерживая друг друга, люди вошли в воду, соблюдая порядок, и добрались до противоположного берёга, потеряв лишь двоих. Все остальные кавалерийские полки двигались в том же направлении, так как, несмотря на сумятицу, неизбежную при подобном поражении, кавалеристы поняли, что надо оставить мосты для пехотинцев. Я должен признаться, что спуск по этому склону оказался одним из самых критических моментов в моей жизни… Склон был очень крутым, земля скользила под копытами наших лошадей, которые к тому же на каждом шагу спотыкались о многочисленные обломки скал. И, наконец, шквал огня вражеской артиллерии довершал ужас нашего положения. Тем не менее я вышел из этого испытания без какого бы то ни было вреда для меня самого благодаря смелости, решительности и ловкости моей великолепной турецкой лошади, двигающейся по краю пропасти как кошка по крыше, она спасла мне жизнь не только в этом сражении, но и во многих других. Ниже я еще расскажу об этом великолепном животном.

Подразделения пехоты и французской кавалерии, только что сброшенные с верха плато Яуэр, посчитали себя в безопасности, как только переправились через Кацбах. Однако пруссаки направили мощную колонну к мосту, расположенному выше моста у Шмохвица, где эта колонна перешла через Кацбах. Так что, достигнув берега, который мы покинули этим же утром, мы были очень удивлены, когда нас атаковали многочисленные эскадроны вражеских улан. Однако, несмотря на удивление, некоторые полки, в числе коих маршал Макдональд в своем рапорте упомянул и мой, без колебаний бросились на врага… Я не знаю, однако, что случилось бы с нами без прибытия дивизии генерала Сен-Жермена. Он утром был оставлен на левом берегу и, следовательно, не принимал участия в битве. Эта дивизия оказалась поблизости очень кстати и пришла к нам на помощь. Дивизия генерала Сен-Жермена состояла из двух полков карабинеров, одной бригады кирасир и шести орудий. Сен-Жермен яростно атаковал неприятеля, отбросил в реку всех, кто пытался отрезать нам путь к отступлению, и, поскольку не существует ничего более страшного, чем войска, которые вновь переходят к наступлению после понесенного перед тем поражения, кавалеристы из дивизий Экзельманса и Русселя д’Юрбаля уничтожили все, что попалось им на пути.

Этот переход к наступательным действиям был нам очень полезен, поскольку остановил наших противников. Пруссаки в этот день не осмелились преследовать нас по другому берегу Кацбаха. Однако катастрофа французской армии была огромной, поскольку маршал Макдональд приказал ей утром переправляться через реку по всем мостам и бродам, существовавшим между Лигницем и Гольдбергом, то есть на линии длиной свыше 5 лье, а почти все переправы оказались мгновенно затопленными наводнением. По этой причине французская армия растянулась на большое расстояние, а пруссаки оказались у нее в тылу. С другой стороны перед фронтом армии текла река, и ее было почти невозможно форсировать. По этим причинам ужасные сцены, подобные тем, свидетелем которых я был на плато Яуэр, а также на мосту у Чемоковица, происходили во всех пунктах поля сражения! Повсюду дождь парализовал огонь нашей пехоты и благоприятствовал атакам прусской кавалерии, вчетверо превосходившей нашу по численности! Повсюду отступление оказалось очень губительным из-за тех трудностей, какие наши войска испытали при переправе через реку Кацбах, вышедшую из берегов. Большинство людей, пытавшихся переплыть через реку, утонули. Подобная судьба постигла и бригадного генерала Сибюэ. Нам удалось спасти лишь несколько орудий.

Концентрация войск возле Дрездена. — Различные эпизоды. — Башкиры. — Наполеон на поле боя у Пильница. — Я осыпан почестями

После ужасного поражения при Кацбахе маршал Макдональд, пытаясь собрать свои войска, указал в качестве сборного пункта города Бунцлау, Лаубан и Гёрлиц. Ночь была очень темная, дороги раскисли, дождь все время лил как из ведра. Все это делало путь медленным и очень тяжелым. Многие солдаты, особенно из стран Рейнской конфедерации, потерялись или отстали.

Армия Наполеона потеряла в битве при Кацбахе 13 тысяч человек убитыми или утонувшими, 20 тысяч были взяты в плен, было утрачено 50 орудий. Это выглядело как настоящая катастрофа. Маршал Макдональд, чьи неправильные стратегические расчеты вызвали это непоправимое бедствие, сумел, полностью потеряв доверие армии, все же сохранить уважение к себе откровенностью и честностью, с которыми он признал свою вину. На следующий день после несчастья, собрав вокруг себя всех генералов и полковников, он призвал нас участвовать в поддержании порядка и сказав нам, «что в войсках и среди офицеров каждый выполнил свой долг, что единственный человек, виновный в поражении, — это он сам, потому что, учитывая проливной дождь, он не должен был бы покидать свою позицию, чтобы атаковать на обширных равнинах врага, чьи эскадроны были намного более многочисленными, чем наши, и он не должен был также переправляться через реку в грозу». Это благородное признание обезоружило критиков, и каждый попытался внести свой вклад в спасение армии, отступавшей по направлению к Эльбе через Баутцен.