поспешили. Мало ли где ты блуждал, почему лишился рассудка.

Кайе сидел, подогнув одно колено, и обхватив рукой другое. Лачи продолжил, по тону его трудно было заподозрить неискренность.

— Вероятно, друзья предпочтут оборвать твою жизнь раньше, чем тебя-растение увидят враги… а может быть, станут возиться с тобой до конца твоих дней. Кормить из соски, мыть, как младенца… Правда, это вряд ли принято у вас на юге. Хотя, говорят, твоя мать…

Сжатые руки и опущенная голова, каждая мышца напряжена. Лачи позволил себе улыбку. По гордости ударить — самое то.

— У меня есть вариант получше, — добавил Лачи.

Пленник молчал.

— Если ты согласишься помочь…

— А пошел ты, — сказал Кайе. — Делай, что хочешь.

— Хочешь, чтобы вся Астала смеялась над тем, каким ты стал? — недоверчиво спросил Лачи.

— Какая мне разница. Къятта если сможет — убьет, а остальные мне… — презрительно повел плечом. Золотой знак вспыхнул, хотя свет на него и не падал.

**

Астала

Горячий ветер плеснул в лицо, едва Ийа шагнул на площадь у Башни-Хранительницы. Къятта стоял, скрестив руки на груди, и смотрел исподлобья.

— Ты…

Жаркий ветер снова ударил, едва не сбив с ног, словно душа младшего вселилась в Къятту Тайау — он ведь не мог, не умел делать такого! Птицы, испуганные, сорвались с крыш, закричали.

— И впрямь сумасшедший, — Ийа непроизвольно провел по лицу, словно пытаясь убрать с него пыль. — Чего ты хочешь?

— Я знаю, что прав. И, раз никто меня не послушал, я буду драться с тобой здесь и сейчас.

— Нет.

— Боишься?

— Как угодно считай.

— Тогда я убью тебя, и все равно, что скажут в Совете.

— Тогда и деда вашего убей заодно, сейчас тебе, может, и хватит сил.

В третий раз пролетел по площади ветер, мерным гулом ответила башня.

— Прекрати! — голос поднялся навстречу ветру, и тот стих, но воздух оставался горячим. Ахатта Тайау в сопровождении нескольких родичей шагнул на площадь, с другой стороны спешили отпрыски Арайа и Рода Икуи.

— Не развязывай войну в родном городе. Я готов был отдать жизнь Кайе, чтобы не допустить ее — ничего не изменилось, Къятта.

— Что же, считай, что именно его жизнь ты и отдал. Рукам этого, — старший внук Ахатты кивком указал на врага своего.

— Уходи из города, Къятта. Уходи и не возвращайся.

— Когда мне понадобится, дедушка, никто не запретит мне снова появиться в Астале. А пока… наслаждайтесь покоем.

Он резко повернулся и ушел — в сторону, где солнце салилось, черным на оранжевом фоне был силуэт. Чем дальше уходил, тем холоднее становился воздух, словно с собою он забирал огонь.

Дом Шиталь

— Думаю, Къятты уже нет в Астале, — сказала Шиталь Огоньку. — Надеюсь, он взял с собой хоть кого-то… лучше бы Хлау тоже был с ним. Или Хлау оставлен в помощь Ахатте?

Шиталь поделилась с Огоньком тем, что произошло — не полностью, но полукровка стал действительно нужен ей. Она волновалась. Бродила по дому между искусно расписанных колонн, звеня браслетами, сплетала и расплетала руки.

В гости пришла сестра Телли с новорожденным малышом, но Шиталь едва могла улыбаться и слушать, и держать племянника опасалась: дрожали руки, не хватало еще уронить.

Она почти поверила, что Кайе может быть жив, и следовал из этого… многое. Не так уж давно она сумела все правильно рассчитать, вытащить свой род из ямы, куда он катился. Сейчас надо быть осторожной. Если она станет союзницей Рода Тайау, что скажут все остальные?

Пока хозяйка дома разрывалась между волнением и гостеприимством, Огонек спустился к маленькому круглому бассейну, укрытому среди кустарника. Из-за черного дна вода здесь прогревалась отлично, но в сам бассейн он не забирался — неловко было. Ему нравилось просто сидеть у воды, сквозь заросли не видя, как снуют домочадцы Шиталь.

Наклонился, чуть не касаясь водной поверхности носом, рассматривал головастиков и водомерок, шустрых обитателей бассейна. Было уютно, тихо, и…

— А!

Ахнул, глотнув одновременно воды и воздуха. Показалось, что задохнулся и одновременно приложился грудью о плиту. Наполовину мокрый, Огонек вскочил, завертел головой, но поверх кустарника видел только домашние постройки и сад. И ничего больше. Но какая-то ниточка в воздухе все дрожала, невидимая-то ли пролетающая паутинка, то ли отзвук чужого сознания.

**

Отроги северных гор

— Ты зря думаешь, радость, что север спит и видит Асталу в развалинах. У меня — у всех нас — есть и другие заботы.

— Ха. Войны не хотели? Къятта придет сюда, не важно, буду ли я еще жить, и ничего не оставит от Тейит.

— Один? Он ведь только человек, ему и до тебя далеко. Не нужна Югу война прямо сейчас, мальчик. Так что людей ваш Совет не даст — если я хоть что-то понимаю, они сейчас заняты… впрочем, неважно. А против маленького отряда Тейит уж как-нибудь выстоит. Так вот, зверек.

— Ты не можешь придумать еще более идиотского прозвища?

Плита в длину и ширину чуть больше человеческого роста — теперь Кайе жил на ней. За пределы не мог и руки высунуть, головоног сразу начинал убивать. А пленник явно решил выжить и выбраться отсюда… поэтому пока сдерживался. Его пламя, конечно, устроило обвал в ущелье, но там камни пронизаны были корнями, а здесь — цельный базальт, ничего не получится. После колец головонога он вроде бы оклемался; целителя бы ему, но здесь — невозможно, и сонное зелье еще раз опасно давать.

Соправитель знал, что будет непросто, но не ожидал, что настолько.

Если бы можно было силой его сломать! Хоть Лачи не слишком любил подобные способы, при таком раскладе все годится. Но толку не будет, он вынослив, а времени мало. Грубо воздействовать на душу и разум тоже не выйдет — тут он, напротив, совсем уж непредсказуем, а Лачи не нужно поломанное оружие. Приходилось вести себя осторожно, обращаться с пленником чуть ли не бережно, а потом сбрасывать злость и усталость под ледяным водопадом, пенистыми мощными струями. Хорошо хоть зацепка оставалась: Кайе был слишком живым, чтобы гордо отмалчиваться. Снисходил до беседы, если так можно сказать… Лачи уже не раз ловил себя на мысли — “вот погоди, я получу власть над тобой и тогда!” — но сам себя обрывал. Делить шкуру неубитого зверя и глупо, и опасно.

Кайе ненавидел