Аэлина.

Его пальцы сжались в кулаки. Аэлина, перенесшая ничуть не меньше страданий, чем он. Ей показывали манящие картины безмятежной жизни, но она все равно выбрала его, такого, какой есть, ибо выстраданный путь был их общим путем. А то, что сейчас его окружало, – иллюзии.

Рован заскрежетал зубами. Почувствовал тварь, проникшую к нему в разум и пленившую его.

Он глухо зарычал.

Такое уже бывало. Сейчас Маэва снова прорвалась в его разум. Затуманила ложными картинами, попытавшись забрать у него самое важное и дорогое. Аэлину.

Больше он этого не допустит.

Лоркан взревел. Клеймо насквозь прожгло его чувства, язвительные слова Элиды, картину Перранта, в котором он мечтал обосноваться. Неужто не суждено?

Он испустил новый крик. Равнина близ Перранта задрожала и исчезла, сменившись другой равниной, где на истоптанном, окровавленном снегу продолжалась битва.

Потом Лоркан увидел разъяренное лицо Маэвы. Ее темная магическая сила набросилась на него, как пантера.

Он снова увидел Элиду. Теперь она лежала в роскошной постели, протягивая к нему иссохшую руку. Морщинистую руку старухи, испещренную тонкими синими жилками. Они переплетались, совсем как реки вокруг Доранеллы.

А лицо Элиды… Темные глаза утратили былой блеск, подернувшись пеленой. Лоб и исхудавшие щеки покрылись морщинами. Поредевшие волосы из черных стали совсем седыми.

– От этой правды тебе не убежать, – надтреснутым голосом произнесла она. – Время с самого начала было мечом над нашими головами.

Элида лежала на смертном одре. А рука Лоркана, в которой он держал ее руку, осталась молодой и сильной. И сам он рядом с Элидой выглядел так, будто годился ей во внуки.

Горло Лоркана наполнилось горечью.

– Подожди.

Он приложил руку к груди, словно этот жест мог остановить неумолимый ход времени. Ответом была слабая пульсирующая боль.

В ушах Лоркана звучало хриплое дыхание Элиды. Он не мог на это смотреть…

Лоркан еще глубже вдавил ладонь себе в грудь. Туда, где находилась боль.

Жизнь… жизнь была болью. Болью и радостью. Боль была причиной радости.

Он видел это на лице Элиды: в каждой морщинке, каждом пятне на коже, каждом седом волосе. Жизнь, которую они прожили вместе. Расставание несло боль, потому что их жизнь была такой удивительной.

Тьма вокруг истончалась. Рука Лоркана переместилась к плечу. К жгучей ране.

Элида зашлась в кашле. Лоркану было невыносимо слушать эти отрывистые звуки, похожие на всхлипывания, но он запечатлел их в сердце. Запечатлел все, что развернуло перед ним будущее. Оно Лоркана не пугало.

Коннал умирал снова и снова. Он лежал на полу веранды. Его кровь текла по узорчатым плиткам, достигала края веранды и падала вниз, где в тумане шумела река.

Эта судьба предназначалась не Конналу, а ему – Фенрису.

Прыгни он с веранды в ревущую реку, заметил бы хоть кто-то его уход? Если бы он прыгнул с телом брата на руках, подарила бы ему река быструю смерть?

Он не заслуживал быстрой смерти. Медленно истекать кровью от жестоких ран – вот чего он заслуживал. Единственное справедливое наказание за сломанную жизнь брата. Жизнь Коннала всегда протекала в тени его жизни. Фенриса это вполне устраивало. Он даже не пытался вытащить брата из тени, поделиться с ним светом.

Фенриса насквозь прожгло нестерпимой болью. Казалось, кто-то засунул его плечо в пылающую печь. Он этого заслуживал. Сердце Фенриса приветствовало боль, считая ее предвестницей кончины.

Как странно. Аэлина всегда страшилась причинить боль тем, кто ей дорог. Прилагала отчаянные усилия, чтобы уберечь их от боли.

Ноздри жгло от едкого запаха обожженной плоти.

– Как это понимать, Аэлина? – со смехом спросила Маэва. – Решила выставить щит? Или пыталась вытащить своих дружков из их незавидного состояния?

Рован стоял возле Аэлины на коленях. Его рука вздрогнула (вероятно, от иллюзорного ужаса, который он принимал за реальность) и застыла над лезвием брошенного топорика.

Запах сосен и снега перемешался с медным запахом крови. Аэлина уловила эту смесь. Вздрогнувшая рука наткнулась на лезвие, отчего и возник порез.

– Ты ведь знаешь, это может продолжаться и дальше, – говорила ей Маэва. – Пока Оринф не превратится в груду развалин.

Рован отрешенно смотрел вперед. Кровь из его ладони капала на снег.

Потом его пальцы чуть-чуть согнулись.

Призывный жест, слишком мимолетный, чтобы Маэва заметила. И не только. Этот жест не заметил бы никто, кроме Аэлины. Молчаливым языком их тел они с Рованом пользовались с тех самых пор, как впервые встретились в пыльном переулке Варэса.

Малое неповиновение. Однажды он вот так же взбунтовался перед троном Маэвы в ее доранелльском дворце.

Фенрис снова заплакал. Маэва повернулась к нему.

Аэлина провела рукой по топорику Рована и ощутила слабую боль. Рован вздрагивал, сражаясь с разумом Маэвы, что вновь вторгся в его разум.

– Какой печальный итог, – с притворным сожалением произнесла Маэва, поворачиваясь к ним. – Прекрасные воины, служившие мне не один век, переметнулись к другой королеве. А у нее за душой – жалкие крохи магической силы.

Аэлина сжала ладонь Рована. Между ними тут же открылась дверь, возвращавшая Рована к самому себе и к своей истинной паре.

Другой рукой он накрыл пальцы Аэлины.

– Пусть у меня и жалкие крохи магической силы, зато ее достаточно у моего мужа, – со смехом сказала она Маэве.

Сила Аэлины и Рована слилась воедино. Их души слились воедино, готовясь ударить с другой стороны открывшейся двери. Рован помог Аэлине встать.

Древняя, неистовая сила его магии достигла Аэлины. Лед и ветер превратились в обжигающее пламя. Сердце Аэлины торжествующе запело, приветствуя поток магии Рована. Они образовали двойной щит.

Рован улыбнулся – дерзко, свирепо. На его голове появилась огненная корона, такая же, как у Аэлины. Оба без страха смотрели на Маэву.

Маэва зашипела, вновь наполняясь темной силой.

– У Рована Боярышника нет той неотвратимой силы, какая прежде была у тебя.

– У него, наверное, нет, – послышался за спиной голос Лоркана. Судя по ясному взгляду, он сорвал покровы Маэвиных иллюзий. – Зато неотвратимая сила есть у нас, когда мы действуем сообща.

– И не только у нас, – подхватила Аэлина.

Кровью – своей и Рована – она начертила на снегу знак.

– У тех, кто здесь появится, еще больше силы.

Из-под ног вырвался сноп света. Сила Маэвы метнулась наперерез, но было поздно.