«И что ушла — всё правильно, клянусь» («Давно я понял — жить мы не смогли бы…»), «Ну и я решил податься / К торгашам, клянусь» («Я не пил, не воровал…»), «Клянусь, что конь не краденый / И что кровей арабских» («Цыган кричал, коня менял…»), «Буди меня ночью — всё помню, клянусь»'(«Поездка в город»; АР-3-195), «Полным баком клянусь, если он не пробит» («Мы без этих машин — словно птицы без крыл…»; а в черновиках имеются варианты: «Новым скатом клянусь, тех, кого мы возьмем…», «Я клянусь своим задним мостом / И своей неразбитою фарой»; АР-14-189), «И клянусь, иногда по ночам / Ощущаю себя космонавтом» («Баллада о гипсе»), «Но… по бабам — ни шагу, клянусь'» («Если б я был физически слабым…»), «…Что при себе такие вещи / Я не держу, я не держу. <…>Клянусь семьей, я не держу» («Прошу прощения заране…»; АР-9-39), «Явам клянусь, я вам клянусь, / Что я из тех гусей, что Рим спасли!» («Песенка-представление Робин Гуся»), «А рассказали б Гоголю / Про нашу жизнь убогую, / Клянусь своим здоровием. он не поверил бы» («Про сумасшедший дом» /1; 453/), «Нет-нет, товарищи, я на самом деле был болен, да клянусь вам честью! <…> Ну чем вам поклясться? Хотите — здоровьем главврача?» («Дельфины и психи»; С5Т-5-45), «Но я готов поклясться. / Что где-нибудь заест, — / Они не согласятся / На перемену мест» («Баллада о манекенах»). Да и сам Высоцкий в начале 1969 года оставил Всеволоду Абдулову такую записку: «Я!

Клянусь! Больше не пить. Сева! Ты самый мой любимый человек! Выс<оцкий>» /6; 394/.

Стремление поклясться может быть выражено и иначе: «Не вру, ей-бога, — скажи, Cepera!» («Милицейский протокол»), «Ей-богу, этот Гоголь бы / Нам не поверил бы» («Про сумасшедший дом»), «Послушай, друг, откройся мне — ей-бога, / С собой в могилу тайну унесу!» («Песенка про йога»), «Проскочишь, говорит, коли не промах, / Но я его, ей-бога, не виню» («Зарисовка о Париже» /5; 337/), «Бросайте зк борт всё, что пахнет кровью, / Ей-богу, не высокая цена!» («Пиратская» /2; 503/), «Но мне, ей-богу, наплевать на короля!» («Про любовь в Средние века»), «А мне, ей-богу, прятать нечего» («Копошатся — а мне невдомек…»). Сравним с автографом Высоцкого на фото, сделанном в мае 1957 года, когда он играл с Анатолием Ивановым в антифашистском этюде: «Ей-бога, в этом этюде не наигрывал, даже не слышал, что меня фотографировали. Поэтому фотографию можно назвать “Высоцкий в настоящем творчестве”»1!8.

В концовке же «Разговора в трамвае» лирический герой герой решает, как и в «Песне автомобилиста», «отбиться рублями»: «Нет, возьмите штраф, тороплюсь я». Он сдержал слово и не вступил в драку со своим противником: «Драться не хочу, не старайтесь!». Эта верность своим принципам была продекларирована им еще в песнях «Про джинна и «Я в деле»: «Если я чего решил — выпью обязательно», «И кто бы что ни говорил — / Я сам добыл и сам пропил, / И дальше буду делать точно так».

Поздняя редакции «Разговора в трамвае» завершаются так: «“Граждане! Жизнь кончается! — / Третий круг сойти не получается!”. / “С вас, товарищ, штраф, рассчитайтесь! / Нет? Тогда еще покатайтесь!”» /5; 164/. Как видим, здесь ситуация другая: милиция потребовала от героя заплатить штраф, но он отказался, и она его забирает.

Необходимо также остановиться на мотиве замкнутого круга («Третий круг сойти не получается!»[1325]) как символе безнадежной ситуации, характерной для советской действительности: «Неужели мы заперты в замкнутый круг? / Только чудо спасет, только чудо!» /3; 209/, «Толпа идет по замкнутому кругу, / И круг велик, и сбит ориентир» /3; 224/, «Смыкается круг — не порвать мне кольца!» /3; 123/, «Вот всю жизнь и кручусь я, как верченый» /2; 138/, «На вертящемся гладком и скользком кругу / Равновесье держу, изгибаюсь в дугу»[1326] /5; 189/, «Вбили в стену крюк, / Раскрутили круг, / В нем держусь, что есть силы я» /3; 368/.

Желание вырваться «из круга» лирический герой выскажет и в «Двух судьбах» (1977): «Взвыл я, ворот разрывая: / “Вывози меня, Кривая! / Я — на привязи!”», — но из этого ничего не вышло, так как «Кривая шла по кругу — / ноги разные». Еще раньше мотив замкнутого круга встречался в «Марше космических негодяев» (1966): «Испытанья мы прошли на мощных центрифугах — / Нас вертела жизнь, таща ко дну», — и в стихотворении «Первый космонавт» (1972): «Я затаился и затих, и замер: / Мне показалось — я вернулся вдруг / В бездушье безвоздушных барокамер /Ив замкнутые петли центрифуг».

Ну а теперь — самое интересное.

В ранней редакции «Разговора в трамвае» (1968) лирический герой обращается к своему оппоненту: «Бросьте вы, тут не стойка вам!.. / Да очнитесь вы, ведь это мой карман! / Деньги на билет? Вот, возьмите, / Только я прошу, не хамите!» /5; 498/.

Думается, что истинной причиной, по которой этот человек лезет в карман к лирическому герою, является стремление обнаружить у него «фигу в кармане».

Перед тем, как рассмотреть данный мотив, приведем несколько цитат, относящихся к началу 1970-х:

«Неизвестно одной моей бедной мамане, / Что я с самого детства сижу, / Что держу я какую-то фигу в кармане / И вряд ли ее покажу» (1971; АР-9-36), «Я загадочный, как марсианин, / Я пугливый, чуть что — задрожу. / Но фигу, что ношу в кармане, / Не покажу» (1972; АР-2-103), «Теперь я к основному перейду. / Один, стоявший скромно в уголочке, / Спросил: “А что имели вы в виду / В такой-то песне и в такой-то строчке?”. / Ответ: во мне Эзоп не воскресал, / В кармане фиги нет — не суетитесь. / А что имел в виду — то написал: / Вот вывернул карманы — убедитесь!» («Я все вопросы освещу сполна…», 1971; АР-10-36).

Так есть у него «фига в кармане» или нет? Я полагаю, что все-таки есть.

«Фига в кармане» — это отношение поэта к советскому строю, которое он всегда выражал метафорически, избегая прямых высказываний. Но именно этого от него ждали агенты КГБ: «Только, кажется, не отойдут, / Сколько ни напрягайся, не пыжься. / Подступают, надеются, ждут, / Что оступишься — проговоришься» (АР-2-204).

В середине 70-х, защищая перед Вадимом Тумановым Евгения Евтушенко, Высоцкий сказал ему: «Понимаешь, Вадим, когда советские войска в августе шестьдесят восьмого вторглись в Чехословакию, не кто-то другой, а Евтушенко написал “Танки идут