начали получать радары, и он позаботился о том, чтобы летчики умели по меньшей мере определять момент перелета с моря на сушу. Он отправлял самолеты на высотную точечную бомбардировку, но экспериментировал и с зажигательными бомбами: 3 февраля 159 тонн таких бомб было сброшено на город Кобе, в котором сгорела тысяча зданий. Но и этого было недостаточно: Лемей назвал февраль «очередным месяцем незначительных результатов»:

Подведя итоги, я понял, что за эти шесть или семь недель мы добились немногого. Мы по-прежнему летали на слишком больших высотах, по-прежнему сталкивались наверху с сильными струйными течениями. Почти все время стояла плохая погода.

Я проводил целые ночи за подробным изучением изображений всех целей, которые мы бомбили или разведывали. Кроме того, я изучал донесения разведки.

Существовала ли на самом деле в Японии сколько-нибудь значительная маловысотная зенитная артиллерия? Я не мог найти никакой информации о ней.

Это наводило на размышления[2466].

Наводили на размышления и две крупномасштабные трагедии, случившиеся в этом феврале. Одна из них произошла на другом конце мира, в Европе, где Лемей так часто летал раньше. Другая началась поблизости. Упрямый генерал из Огайо, ненавидевший неудачи и терпевший сейчас неудачу в Японии, несомненно, подробно изучил обе.

Европейским событием была бомбардировка Дрездена, столицы германской земли Саксонии, расположенной на реке Эльбе в 180 километрах к югу от Берлина и знаменитой своей изящной ажурной архитектурой. В феврале 1945-го надвигающийся русский фронт находился менее чем в 130 километрах к востоку; потоки беженцев, спасавшихся от смертельной опасности, текли на запад и вливались в саксонский город. Поскольку в Дрездене не было никакой значительной военной промышленности, до этого он не подвергался бомбежкам и был городом, по сути дела, незащищенным. В его пригородах насчитывалось 26 000 военнопленных из армий союзников.

Налет на Дрезден был организован с подачи Уинстона Черчилля[2467]. Где-то в январе премьер-министр позвонил министру военно-воздушных сил, который изложил в ответ свои тактические предложения. Реакция Черчилля была не менее резкой, чем в случае с Нильсом Бором:

Я не спрашивал вас вчера вечером о планах ускорения процесса отступления немецких войск из Бреслау. Напротив, я спрашивал, следует ли рассматривать сейчас Берлин и, без сомнения, другие крупные города Восточной Германии в качестве особенно привлекательных целей. Я рад, что этот вопрос «рассматривается». Прошу вас, доложите мне завтра, что будет предпринято[2468][2469].

Так настала очередь Дрездена. Холодной ночью 13 февраля 1400 самолетов командования бомбардировочной авиации сбросили на город фугасные бомбы и около 650 000 зажигательных; при этом были потеряны шесть самолетов. Возникший после этого огненный вихрь был виден за 300 километров. На следующий день, сразу после полудня, прилетели 1350 американских тяжелых бомбардировщиков, которые должны были сбросить фугасные бомбы на сортировочную железнодорожную станцию. Однако они обнаружили, что цель на девять десятых закрыта облачностью и дымом, и отбомбились по гораздо более обширной территории, не встретив при этом никакого зенитного огня.

Молодой в то время американский писатель Курт Воннегут – младший был в плену и находился в Дрездене во время налета. Через много лет после войны он описывал свои впечатления в интервью:

Это был первый роскошный город, который я видел в своей жизни. Город, полный скульптур и зоопарков, как Париж. Мы жили на бойне, в прекрасном новом свинарнике, построенном из шлакоблоков. В свинарнике поставили нары с соломенными тюфяками, и каждое утро мы ходили работать на фабрике по производству солодового сиропа. Сироп предназначался для беременных женщин. Время от времени начинали выть эти чертовы сирены, и мы слышали, как бомбят какой-нибудь другой город – бух-бух-бух-бух. Мы не думали, что это коснется и нас. В городе было очень мало бомбоубежищ и не было никакой военной промышленности, только табачные фабрики, больницы, заводы по производству кларнетов. А потом завыла сирена – это было 13 февраля 1945 года, – и мы спустились на два этажа под землю в большое мясохранилище. Там было прохладно, вокруг висели туши. Когда мы поднялись наверх, города не было… При бомбежке даже не было особенно сильного грохота. Бух. Они сбросили сначала фугасы, чтобы расшатать все вокруг, а потом разбросали зажигательные… Они, черт возьми, сожгли весь город целиком…

[После этого] мы каждый день выходили в город и раскапывали подвалы и убежища, чтобы достать оттуда трупы – из санитарных соображений. Когда мы попадали в такое убежище – чаще всего это были обычные подвалы, – оно было похоже на трамвай, полный людей, которые одновременно умерли от сердечного приступа. Люди просто сидели на стульях, и все они были мертвы. Огненный смерч – поразительная штука. В природе его не бывает. Он поддерживается за счет вихрей, которые образуются внутри его, и там не остается никакого воздуха для дыхания. Мы выносили мертвых наружу. Их грузили на повозки и вывозили в парки, большие, открытые городские пространства, которые не были завалены обломками. Немцы устраивали погребальные костры и сжигали тела, чтобы они не пахли и не распространяли болезни. Под землей нашли сто тридцать тысяч трупов[2470].

На примере более близких событий Кертис Лемей мог видеть интенсивность и яростность японского сопротивления, усиливавшегося по мере того, как американцы с боями продвигались все ближе к Японским островам. Самая недавняя бойня произошла на острове Иводзима – «Серном острове»[2471]. Остров представляет собой скопление вулканического пепла и камня площадью всего двадцать три квадратных километра; на одном его конце находится спящий вулкан Сурибати, поднявшийся из моря уже в исторические времена. Хотя воздух на острове пропитан серными испарениями, пахнущими тухлыми яйцами, и имеется недостаток пресной воды, на нем существовали два аэродрома, с которых японские истребители-бомбардировщики вылетали, чтобы атаковать В-29 Лемея на бетонированных стоянках на Гуаме, Сайпане и Тиниане. Иводзима находится почти на полторы тысячи километров ближе к Токио, чем Марианские острова, и, когда В-29, отправленные на стратегическую бомбардировку, пролетали над островом, его радарные станции могли заблаговременно предупредить о налете зенитные батареи и истребительные подразделения ПВО на Хонсю.

Японцы сознавали стратегическое положение острова и готовили его оборону в течение нескольких месяцев, часто под бомбами самолетов ВМФ и ВВС США. 15 000 человек превратили Иводзиму в настоящую крепость из блиндажей, окопов, траншей, 13 000 метров туннелей, 5000 дотов и укрепленных входов в пещеры, пищеблоков и казарм, устроенных в толще горы Сурибати, а также блокгаузов с толстыми бетонными стенами. Концентрация артиллерии в этих укреплениях была выше, чем в