Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Они отрекались от мира и общества; их имущество принадлежало всей церкви и шло на ее цели, как и вклады, которые они получали от верующих и от новообращаемых. Их жизнь была рядом аскетических подвигов. Они отрекались от семейных и родственных уз и давали обет целомудрия. Четыре раза в год они соблюдали великие сорокадневные посты; три раза в неделю не ели ничего, кроме хлеба и воды. За каждым из них следил неотступный глаз другого. «Совершенные» не оставались наедине ни во время отдыха, ни во время занятий, ни в путешествии, ни на молитве. Им сопутствовали часто и «непосвященные». Они говорили о себе: «Мы бедные во Христе, не имеем постоянного жилища, бегаем из града в град, как овцы среди волков, терпим бедствия, подобно апостолам и мученикам». Черная одежда, кожаная сумка через плечо с романским переводом Нового Завета составляют отличительные признаки странствующего проповедника. Они узнавали друг друга по особым жестам и символическим изречениям. Их дома также имели особые знаки, загадочные для других, но понятные еретикам. Женщины также принимались в число посвященных. Они могли совершать consolamentum, но только в крайних случаях; они жили отшельнически в отдельных домах или составляли отдельные общины, в которых занимались рукодельными работами или воспитанием девочек, принимая также на свое попечение и больных. Даже враги сознаются, что посвященные никогда не позволяли себе даже рукой прикоснуться к женщине.17 Понятно, что посвященные пользовались особым уважением. Благословение «утешителя» (параклета, отца) считалось милостью неба. В обряде благословения видны славянские воспоминания. Склонив голову и поклонившись в землю, подходил к проповеднику альбигоец и говорил: «Добрый христианин, благослови меня», – и, обнявшись три раза, склонялся головой к его плечу; женщины же складывали на груди руки и наклоняли голову. «Да благословит вас Господь Бог», – отвечал «утешитель» (Muratori. Antiquita-tes italianae medii aevi. V, 122).
Вся остальная масса дуалистов делилась на верующих (credentes) и слушающих (auditores).
Последние представляли третью, низшую степень и имели только элементарные сведения. Большинство составляли верующие. Они могли жениться, носить оружие, им прощалось многое ради одного – исповедания учения. Но тем не менее они должны были хоть под конец жизни принять посвящение; если это не удавалось, то обряд совершался в последнюю минуту жизни, чтобы умереть «с хорошим концом». Бывали примеры, что над умершими младенцами совершали обряд посвящения, дабы не дать напрасно погибнуть душе. Consolamentum заменяло для еретиков и крещение и причастие. Впрочем, в легких болезнях дьяконы не всегда соглашались совершать посвящение, боясь, что по выздоровлении новопосвященный не в состоянии будет исполнять строгие правила. Впоследствии перешло в обычай принимать посвящение не иначе как в час смерти. Между прочим интересно то, что у них допускалось самоубийство: мученическое (удавление), исповедническое (голодная смерть) и т. п. Альбигойцы сходились на молитву везде, где предоставлялись к тому некоторые удобства. Они собирались в замках, хижинах, на полях, в пещерах и лесах. Были и особые молитвенные дома в деревнях и городах, где альбигойство пользовалось уже признанием и авторитетом. В них не было ни малейшей роскоши. Все убранство состояло из скамейки и простого деревянного стола, накрытого белой скатертью; на нем лежал Новый Завет, открытый обыкновенно на первой главе Евангелия от Иоанна. В молельнях не было кафедры для проповедника; колокольный звон здесь не раздавался; не было также икон. Молитвенными собраниями руководил один из священнослужителей, были дьяконы и епископы или старший из «совершенных». Они открывались чтением какого-нибудь места из Нового Завета; проповедники толковали его в смысле альбигойском. После проповеди наступало так называемое благословение. Обыкновенные «радения» русских людей Божьих и молоканской секты, имеющей разительное сходство по направлению и учению с альбигойцами, напоминают собрания, описанные в актах инквизиции XIII столетия и в сочинениях врагов альбигойцев: Эрменгарда, Алана, Еврарда, Райнера и Монеты Кремонского.
Взявшись друг с другом за руки, все верующие падали на колени, делали три земных поклона перед своими старшими и говорили: «Благословите нас» – и после третьего раза прибавляли: «Молите Бога за нас грешных, дабы он сделал из нас истинных христиан и даровал нам блаженную кончину». Священники или другие из «утешителей» на каждый поклон отвечали: «Бог да благословит вас» – и под конец: «Да сделает Господь истинных христиан из вас и да сподобит вас блаженной кончины». Затем начиналось пение молитвы Господней, причем вместо «хлеб наш насущный» они пели «хлеб наш сверхъестественный» и кончали словами «яко Твое есть Царство, сила и слава во веки веков». После молитвы священник провозглашал христианскую формулу «Во имя Отца и Сына и Святого Духа», а собрание отвечало: «Благодать Господа Нашего Иисуса Христа да будет с нами». Служба кончалась новым коленопреклонением и вторичным благословением.
С большим торжеством совершался consolamentum; во время опасностей и гонений его совершали скрытно и таинственно. Впоследствии альбигойцы в Лангедоке сосредоточили на этом обряде весь блеск, какой только могли допустить. К нему приготовлялись строгим постом и молитвой; иногда не ели по три дня. Длинный зал горел бесчисленными огнями, будто знаменуя огонь крещения; в середине стоял жертвенник, то есть стол, и на нем книга Нового Завета. Священники приготовлялись к таинственному обряду омовением рук. Собравшиеся становились в круг по старшинству, соблюдая глубокое молчание; кающийся стоял в центре, недалеко от огня. Священник держал в руке Новый Завет; он начинал учить неофита о суровости жизни, которую тот избрал для себя, и наконец обращался к нему с решительным вопросом: «Брат, твердо ли ты решился принять нашу веру?» После утвердительного ответа, обращенный становился на колени и, склонив голову между руками, испрашивал благословения. За этим следовала формула клятвы: «Я обещаю, – говорил он коленопреклоненный, – служить Богу и Его Евангелию; никогда не обманывать, не клясться, не прикасаться к женщинам, не спать раздетым, не убивать какое-либо животное и не есть ни мяса, ни молока, ни рыбы; ничего не делать без молитвы, не путешествовать, не спать, не есть без спутника. А если попаду в руки неприятеля, то непременно в продолжение трех дней воздерживаться от пищи и никакими угрозами не отрекаться от своей веры». Он заканчивал воззванием «благословите меня», и все собрание вместе с ним падало на колени. Тогда приближался священник – maior