111. Г. Ф. Паррот – Александру I

[Санкт-Петербург], 5 февраля 1807 г.

Государь,

Слухи о скором Вашем отъезде с каждым днем все положительнее делаются, а я с приходскими училищами с места не сдвинулся ни на шаг. Будьте уверены, что, как бы Вы с этим делом ни хотели покончить, в два-три дня это исполнить не получится. Если теперь ничего не предпринять, потеряем еще год, а за этот год трудностей еще больше наберется. Видите Вы на примере Митавской гимназии, с каким упорством дворянство свои проекты продвигает. Три года козни плели и добились, что отказались Вы от того, что сами же повелели на сей счет в особливом рескрипте и что Главное правление и Университет выполнили в соответствии с этим рескриптом. Застали Вас врасплох, напомнив о Вами утвержденных привилегиях для Курляндии[478]. Но, Государь, если взять за правило, что подобный документ, Вами утвержденный при восшествии на престол, должно дословно трактовать и что ради заботы об общественном благе нельзя от него отказаться, тогда злоупотребления длиться будут вечно, и право, Вам данное, старые законы отменять и вместо них новые принимать становится по меньшей мере сомнительным. Возьмем хотя бы ту часть народного просвещения, к которой я непосредственное отношение имею; должен Вам сообщить, что города Рига, Митава, Дерпт и даже Выборг имели права не менее значительные. Только городские власти имели право за своими школами надзирать; никакая другая власть вмешиваться не могла; это одна из тех привилегий, какую Вы также утвердили. Однако Ваш указ от 24 января 1803 года, где основы новой системы народного просвещения содержатся, эти привилегии отменил, а следственно, и привилегии Митавской гимназии. Если власти названных городов с Митавской гимназии возьмут пример и по тем же причинам себе эту привилегию потребуют, придется их требование удовлетворить, и тогда всему Вашему плану народного просвещения придет конец.

Последнее Ваше распоряжение касательно Митавской гимназии гласит, что следует восстановить первоначальный ее устав, но при этом должна она оставаться подведомой Университету[479]. Но, Государь, рассказали ли Вам те, кто это дело представлял, что такое распоряжение привести в действие невозможно, что оно с системой народного просвещения несовместно, что оно само себе противоречит? Благоволите, умоляю Вас, набраться терпения и мои объяснения прочесть; предмет сей очень важен из-за тех последствий, какие будет иметь <ибо если ничего не изменится, из фундамента Вашей системы народного просвещения вынут будет первый камень, а за ним и другие последуют[480]>. Если мне Вас убедить не удастся, покарайте меня как предателя, Вас обмануть желающего.

Прежде всего в параграфе 3 устава Митавской гимназии герцог Петр утверждает совершенно недвусмысленно, что право все перемены производить ради блага заведения принадлежат ему и его наследникам. Так вот, Вы и есть его наследник в Курляндии и не только.

Параграфы 4–13 посвящены общей юрисдикции гимназии, которая полнее университетской. Остальные параграфы до 39-го посвящены частным случаям этой юрисдикции. В соответствии с параграфами 4, 5 и 6 имеются у гимназии ректор и академический совет, которые никакой другой власти не подчиняются и решают без права апелляции все вопросы, касающиеся членов гимназии и учеников, за исключением преступлений уголовных. Параграф 11 наделяет эту гимназию собственной печатью – привилегия, в которой отказали комиссии, ведающей всеми школами в четырех губерниях[481]. Согласно параграфу 14 профессора и прочие члены гимназии находятся под прямым покровительством герцога: в случае если всему совету гимназии иск вчинят в польском Королевском суде, герцог обязуется их защищать[482]. Согласно параграфам 27, 28, 29 и 30 всеми средствами этой гимназии распоряжаются только ректор и один из профессоров, причем при смене ректора отчитываются они только перед советом гимназии, а тот в случае дурного управления деньги взимает с того, кто плохо ими распоряжался. Согласно параграфу 31 цензура всего, что не только гимназия публикует, но и каждый учитель по отдельности, осуществляется только советом гимназии или тем его членом, кого цензором назначат. Согласно параграфу 27 совет назначает профессоров на вакантные места, а герцог эти назначения утверждает. Согласно параграфу 36 герцог Курляндский обещает допускать к своему двору учащихся, которые отличаются примерным поведением, чтобы доставить им удовольствие во время учебы. Наконец, согласно параграфу 35 герцог Петр объявляет, что с удовольствием в гражданскую службу определит тех, кто в этой гимназии учился, причем неизменно будут они иметь преимущество перед всеми прочими, и в самом деле до сей поры должности по части богословской и юридической только те получали, кто в этой гимназии учился, хотя по каждому из этих предметов никогда в гимназии больше одного профессора не водилось.

Цель герцога Курляндского, разумеется, в том заключалась, чтобы его подданных отвадить от университетов иностранных, а поскольку у него самого денег на основание университета недостало, открыл он эту гимназию, где девять старших учителей (профессоров) служили и несколько младших. И она-то призвана была заменить и наши уездные училища (согласно учебному плану в ней еще и писать учат), и наши гимназии, и наши университеты, и это с шестью уроками в неделю для каждого старшего учителя. Нелепость этого проекта бросается в глаза; и кто-то мог Вам его на утверждение представить!! Но если даже предположить, что можно его извинить полностью или частично обстоятельствами герцога Курляндского, как может Университет подобным заведением руководствовать?

Если ежегодной суммой в 8720 альбертовых талеров, целиком предоставляемой из казны, распоряжается исключительно совет гимназии, как сможет Университет в ней отчитываться и отвечать за правильность отчета? Если состав и обязанности учителей зависят исключительно от совета гимназии, как сможет Университет проверить исполнение этих обязанностей? Если директор губернских училищ, как и все прочие представители власти, от любых обсуждений отлучен, о чем же сможет он нам докладывать[483]? Когда университетский профессор захочет эту гимназию посетить для ежегодной инспекции, сможет ли он, если даже ему вход не запретят, злоупотребления исправить, провинившихся учителей пожурить? Весь Университет этого сделать не сможет, ведь устав гимназии ему над ней никакой власти не дает.

В чем же надзирание Университета заключаться будет, если ни средства денежные, ни порядок, ни обучение в этой гимназии инспекции не подлежат? Неужели хотите Вы, чтобы ограничился Университет унизительной ролью простого передатчика отчетов митавского ректора, а сам не мог ни о достоверности этих отчетов судить, ни малейшего злоупотребления исправить? А если в поисках середины предоставят Университету хоть какую-то власть вопреки явному смыслу устава, Вами утвержденного, то противоречиям, раздорам, жалобам с обеих сторон не будет конца.

Если в