моей командировки; тогда Вы в субботу утром, когда министра увидите, сможете ему приказания отдать. Не из нетерпения и не из упрямства обращаю к Вам эту просьбу, а только потому, что убежден неколебимо в ее неотложности. Когда бы мог Вас от этой докуки уберечь, с каким наслаждением бы это сделал! Знаете Вы, как я Вас люблю. Итак, должны чувствовать, как я страдаю.

Ваш Паррот

119. Александр I – Г. Ф. Парроту

[Санкт-Петербург, 8 марта 1807 г.][492]

Теперь 8 часов, а я еще графа Васильева не отпустил, мне с ним работать предстоит, а когда закончим, слишком поздно уже будет Вас принимать. Предлагаю Вам прийти завтра в восемь, тогда сможем мы закончить еще до прихода министра.

[Росчерк]

120. Г. Ф. Паррот – Александру I

[Санкт-Петербург], 10 марта 1807 г.

Дражайший Александр! Вышел я вчера от Вас с тревогой на душе. При появлении моем и все то время, что я у Вас провел, были Вы чем-то озабочены. На лице Вашем беспокойство, даже огорчение выражалось; пытались Вы их скрыть, чтобы тем заняться, что Вы своим долгом называете, но забыли Вы, что друг самый нежный рядом с Вами находится, наблюдает за Вами и ожидает нетерпеливо той минуты, когда Вы <ему доверитесь> с ним чувства разделите. О, как живо я тяжесть Вашего положения ощущаю, коль скоро наедине с собой вынуждены Вы прилагать усилия, чтобы печали скрывать. Александр! Возлюбленный мой! Излейте их в сердце друга. Пусть даже не могу я Вам дать полезный совет, по крайней мере горести с Вами разделю, будете Вы уверены, что хотя бы одно сердце есть, которое их знает, которое Ваше сердце ценить умеет. Больше двух месяцев здесь нахожусь и ни разу Вам о своей нежной привязанности не говорил. То немногое время, что Вы мне уделить могли, было делам посвящено. Александр! Не думайте, что привязанность моя ослабела. Могу ли я перестать Вас любить? – Излейте же Ваши печали единственному другу. Не бойтесь меня огорчить, страдать вместе с моим Александром, ради него есть наслаждение для моего сердца. Но знать, что Вы тревожитесь, быть может, страдаете, и не разделять с Вами эти чувства – для меня самое жгучее мучение.

Доверьтесь же Вашему прежнему Парроту. Обязаны Вы это сделать ради самого себя, ради священной дружбы, нас связующей, даже в том случае, если причина Вашего огорчения не кто иной, как я сам. – Взволнован я сверх меры. Отчего не могу Вам это чувство сообщить, руки Вам в этот миг протянуть, к сердцу Вас прижать, своей нежностью Вас принудить душу облегчить[493]!

121. Г. Ф. Паррот – Александру I

[Санкт-Петербург], 13 марта 1807 г.

Как нелегко мне Вам писать в эту минуту! Чувствую, каким тяжким грузом на Вас дела важнейшие давят. Но Вы один в целом свете о моем положении знаете, один можете мою участь решить, к Вам одному сердце мое прибегнуть хочет и может.

Подали Вы мне надежду, что смогу уехать в середине этой недели. Причины, по каким я свой отъезд должен ускорить, Вас убедили. Собственный Ваш отъезд близится, половина недели позади, а я так ничего и не знаю касательно главного моего дела; не знаю, скопирован ли план, подписали ли Вы его, получил ли его министр, готов ли рескрипт о моей поездке. Отчего не поручено мне вражескую батарею атаковать вместо того, чтобы Вам ежедневно докучать своими письмами; бросился бы вперед с наслаждением! Никогда еще я сильнее свою верность обязанностям своим и Вам не доказывал. Не пеняйте за это на Вашего друга.

Ваш Паррот

122. Г. Ф. Паррот – Александру I

[Санкт-Петербург], 15 марта 1807 г.

Узнал вчера после заседания Главного правления, что Возлюбленный обо мне не забыл. Передали Вы план приходских училищ министру; члены Правления один за другим его подписали, теперь недостает только собственной Вашей подписи, дабы узаконить сие великое благодеяние, каким Вы человечество осчастливите. Мой Александр! Как я Вам благодарен! Благодарен? Нет, это слово неспособно выразить чувство, какое я к Вам испытываю. Сердце мне подсказывает, что если Вы сие важное дело покончили из любви к Вашему народу, то способ, каким Вы его покончили, меня касается. Как должен я Вас любить! Как я Вас люблю. – Теперь мой черед действовать. Александр! Обещаю Вам, что действовать буду так, как Вы того желаете. Знаю Ваше сердце, Ваши намерения; не обману их; будете мною довольны.

Обещали Вы мне еще одну встречу. Не могу по доброй воле от нее отказаться; хотя бы несколько минут. На сей раз нескромен не буду. Хотел бы рескрипт о моей миссии из Ваших рук получить, благодарность сердечную высказать Вам на словах, обнять крепко. – Быть может, уезжаете Вы надолго; едете в армию. Могу ли не тревожиться? О мой Александр!

123. Г. Ф. Паррот – Александру I

[Санкт-Петербург, 17 марта 1807 г.]

На следующий день после отъезда Вашего.

Я в отчаянии. Указ о приходских училищах отложен. Уезжаю завтра с кровоточащим сердцем.

Отправился я к министру попрощаться, надеясь получить рескрипт о моей командировке. Осведомился, какие будут приказания, а в ответ услышал, что дело о приходских училищах потребуется еще к Вам отослать. Позже узнал от одного из секретарей министра, что тот до Вашего отъезда доклад Вам не представил, и по этой причине решение отложено. Вдобавок не знаю я, верный ли план министр раздал членам Правления для подписания (по всей вероятности, нет, потому что план этот в момент Вашего отъезда у Вас еще находился <и Вы мне не сказали, что он среди членов Правления хождение имел>), не знаю, передали ли Вы ему верный план, тот, который сами исправили, и подписали ли Вы его заблаговременно, чтобы возражения предупредить[494]. – Два года назад я этому делу посвятил полностью пять месяцев жизни, в этом году – три. В промежутках ни на минуту его из поля зрения не упускал. Великий Боже! Отчего благо, которое мой Александр сотворить желает, требует всякий раз стольких усилий. – Поклялся я преуспеть или пасть жертвой; слово сдержу. – Но Вы, Государь! Не забывайте, что не все Ваши слуги подобную клятву дали. Если мы еще раз увидимся, сказали Вы мне на прощанье. А если не увидимся? Если отвага Ваша заставит Вас о долге забыть? О себе не думаю. Но тогда хотелось бы последние мгновения, какие на мою долю еще выпадут, на то употребить, чтобы о Вас потомству поведать. Все остальное