— образ из страдальческих стихов «Золота в лазури» и «Пепла» Белого. Гоголек — прозвище Белого на «башне» Вяч. Иванова. Ледяной — тоже самопрозвание Белого (в «Записках чудака» и др.). Десть — пачка в 24 листа бумаги. «10 января 1934» — интонация оплакивания (где… где…) подсказана отрывком старофранцузского жития св. Алексия, когда-то переведенным ОМ (отсюда же архаизмы вежество, лиясь). Последовательность тем: плач, музыка, прощающиеся, рисовальщик; печаль моя жирна — скрещение реминисценций из Пушкина («…светла») и «Слова о полку Игореве» («печаль жирна тече…»); стрекозы смерти — из концовки стих. Белого «Зима». Солей трехъярусных — о естественнонаучном образовании Белого, затем о философском, затем о спорах символистов. Гравировальщик («…задумчивый, брадатый…») — В. А. Фаворский, рисовавший Белого в гробу; но на меди он никогда не работал. Сон в оболочке сна — из Э. По «Сон во сне»; повис на ресницах — из «Улисса» Джойса (по цитате в ст. Д. Мирского). В «10 января» музыка сопровождает похороны, в «Когда душе и торопкой и робкой…» отождествляется с самим Белым. «Ему кавказские кричали горы…», «Он дирижировал кавказскими горами…» — об очерках «Ветер с Кавказа»; в Альпах Белый с товарищами строил антропософский храм, «Иоанново здание» («Записки чудака»). Жены Иакова Лия как символ жизни деятельной и Рахиль — созерцательной — по Данте, «Чистилище», XXVII, 97–109. Зрячая стопа, машучи ступал — обычные характеристики походки Белого. Работа ОМ над циклом продолжалась в Воронеже по памяти, отсюда обилие вариантов. Лишь по памяти НЯМ восстановлено стих. «Откуда привезли…» (пробел во 2‐м стихе, может быть: <Где будут хоронить?>): молчит, как устрица — воспоминание о Чехове, которого привезли хоронить в вагоне для устриц.

Последние два стихотворения ОМ перед арестом посвящены М. С. Петровых (1908–1979), поэтессе и переводчице, в которую он был безответно влюблен в конце 1933 — начале 1934 года, уже ожидая казни за сталинскую эпиграмму. «Мастерица виноватых взоров…» (с подтекстом из «Бахчисарайского фонтана» и в стр. 5 — из «Константинополя» Гумилева), по-видимому, понимается так: (стр. 1) я подавляю желание, (2) я молчу, как рыба, (3) но мы нежнее, чем рыбы; (4) я люблю с восточной страстью, (5) но готов по-восточному поплатиться за эту неправую страсть; (6) я на пороге смерти и держусь мыслью о тебе. В начале ст. 21 — пробел, в большинстве списков заполненный «Ты, Мария…», но в автографе, писанном для М. Петровых, — «Наша нежность — гибнущим подмога». Стих. «Твоим узким плечам под бичами краснеть…» рисует судьбу 660‐й спутницы осужденного или казненного; НЯМ допускала возможность, что это стихотворение обращено к ней.

Владимир Маяковский

Рифма Маяковского

Двадцать конъектур

Текст дается по изданию: Гаспаров М. Л. Избранные труды. Т. III. О стихе. М., 1997. С. 539–550 (впервые опубликовано: Гаспаров М. Л. Двадцать стиховедческих конъектур к текстам Маяковского // Известия АН СССР. Серия литературы и языка. 1991. Т. 50. № 6. С. 531–538).

Как известно, конъектурой (лат. «догадка») в текстологии называется исправление текста, опирающееся не на какой-нибудь из сохранившихся источников, а только на логику и здравый смысл. Главным образом это исправление смысловых описок и опечаток. При издании древних памятников обращение к конъектурам — дело обычное. При издании памятников XIX–XX веков, тексты которых опираются на авторские рукописи и авторизованные прижизненные публикации, конъектур обычно избегают. Тем не менее они бывают иногда необходимы.

Наиболее авторитетным изданием сочинений В. В. Маяковского является так называемое академическое (АИ), подготовленное ИМЛИ АН СССР[424]. Одно из его несомненных достоинств то, что оно не канонизирует последнюю прижизненную публикацию как «последнюю волю автора», а допускает исправления ее текста по более ранним публикациями по рукописям. Это правильно: известно, что за перепечатками своих текстов в прижизненных изданиях (даже в итоговых «Сочинениях») Маяковский следил мало и «авторизованные опечатки» в них — явление нередкое. Иногда АИ даже допускает конъектуры, оговариваемые в примечаниях, но делает это очень осторожно, опираясь только на логику образов и мотивов стихотворений.

Мы предлагаем ряд конъектур к текстам Маяковского, опираясь на логику их стихового строения, главным образом рифму. Рифма Маяковского гораздо свободное (т. е. допускает большее число рифмующих звукосочетаний), чем классическая русская рифма XIX века, но и она имеет свои ограничения. Исследование показывает, что многие созвучия, которые у И. Сельвинского или даже Б. Пастернака встречаются как рифмы, у Маяковского не встречаются — разве что в порядке редкого исключения[425]. По предварительным результатам такого исследования и предлагаются нижеследующие конъектуры. В основе их — полная опись рифм Маяковского, их классификация и статистика частоты каждого вида; в дальнейшем мы надеемся предложить более подробное описание системы рифм Маяковского. В существующей научной литературе место рифмы Маяковского в истории русского стиха подробнее всего рассматривается в работах В. М. Жирмунского, Д. С. Самойлова и др.; научно-популярные очерки М. П. Штокмара и Н. Соколова могут уже считаться устаревшими[426].

Двадцать случаев, побуждающих к конъектурам в текстах Маяковского, можно сгруппировать следующим образом.

А. Мнимые диссонансы. Диссонансные рифмы встречаются у Маяковского начиная, может быть, с трагедии «Владимир Маяковский» (гора — пора — Фигаро) и достоверно — с «Облака в штанах» (громкую — рюмкой), но остаются сравнительно редкими, особенно после 1924 года. Поэтому нет основания предполагать диссонансные рифмы в нижеследующих трех сомнительных случаях.

1) «Человек» (1917): «Вижу — подошла. / Склонилась руке. / Губы волосикам, / шепчут над ними они, / „Флейточкой“ называют один, / „Облачком“ — другой, / третий — сияньем неведомым / какого-то / только что / мною творимого имени» [I, 255]. Автографов нет; источники текста — первое издание и пять перепечаток.

Конъектура: «Склонилась рукой <…> — другой». Пропуск союза, характерный для «телеграфного стиля», которым увлекался в это время Маяковский, одинаково возможен и как «склонилась <к> руке», и как «склонилась <над> рукой». Восстанавливается точная мужская рифма (у Маяковского среди мужских рифм большинство точных); восстанавливается и строфа — четверостишие из 4-, 4-, 5- и 8-ударной строки. Если считать, что «руке — другой» не рифма, то перед нами оказалось бы двустишие из 8- и 13-ударной строки; а это малоправдоподобно, так как в остальном тексте поэмы из 118 строф нет ни одной нечетверостишной и из 472 стихов нет ни одного более чем 10-ударного.

Причина искажения — двусмысленность: печатавший мог понять «склонилась рукой» как творительный орудийный падеж и исправить «по смыслу».

2) «Мистерия-буфф» (1918): «Так вот: / сегодня у себя в Париже / сижу я это, / ев филе, / не помню, другое что-то ев ли, / и, вижу — / неладно верзиле Эйфеля. / Думаю — не бошей блёф ли?» [II, 172]. Автографов нет;