царапает стекло маятник настенных часов. Андрей Сергеевич вгляделся в пожелтевший от времени циферблат на запястье – половина девятого. Конференция закончилась – ещё не было пяти. Он сидит здесь уже три с половиной часа. Странное чувство появилось где-то внутри, не страх, но что-то очень неприятное, похожее на тошноту. «Каждый раз удивляюсь, как точно сказано про это ощущение – “засосало под ложечкой”», – подумал профессор. Тяжело поднявшись и ещё раз оценив, насколько много сил он уже оставил этому дню, Андрей Сергеевич вышел в коридор. Света не было, лишь в конце, около лестницы, тускло горела лампочка. Он практически наощупь дошёл, нажал кнопку лифта, но кабина внизу не сдвинулась с места.

– Володя! – крикнул он в лестничный пролёт.

– Серёжа! – Гулким эхом опустевшего дома резануло от стен. Снизу никто не откликался.

Впереди всего шесть лестничных пролётов. По два на этаж. Что такое шесть лестничных пролётов? Несколько прыжков для ребёнка, возможность лишний раз растрепать причёску встречным сквозняком для скатывающегося по перилам юноши, секунды вальяжного спуска для крепко стоящего на ногах взрослого человека. А для старика, уже давно не передвигающегося без палочки – почти непреодолимое препятствие. Андрей Сергеевич зажал трость подмышкой, и, вцепившись обеими руками в массивные деревянные перила бывшего заводоуправления, начал шаг за шагом спускаться вниз. Когда до конца оставался один пролёт, он весь покрылся липким потом, руки сводило крупной, неконтролируемой дрожью.

Наконец, спустившись, он долго стоял, опустив голову, и жадно захватывал воздух пересохшими губами. Свет внизу был приглушён, стало понятно, что все давно разошлись. Единственным человеком, который оставался в этом здании кроме него, была неопределяемого возраста гардеробщица, прикованная к рабочему месту одиноко висящим пальто. Увидев Андрея Сергеевича, она отложила мобильный и, всем видом выказывая крайнюю степень пренебрежения, бросила пальто на тумбу.

– Напьются, а потом теряются в коридорах. Ваша вещь? У меня рабочий день, чтобы вы знали, до двадцати одного, а времени натикало полдесятого. Мне не доплачивают.

– Меня должны были забрать, – попытался ответить Андрей Сергеевич и понял, что тяжёлый спуск практически полностью лишил его голоса.

– Что вы там щебечете, я всё равно ничего не слышу. Давайте номерок и одевайтесь поскорее, меня жизнь ждёт.

– Я сейчас уйду, но мне нужно позвонить, сказал Андрей Сергеевич, к счастью, номерок нашёлся быстро и дополнительной порции гнева от гардеробщицы не последовало.

– Там в вестибюле телефон-автомат. Пока я буду закрывать гардероб, звоните, но чтобы не больше пяти минут на всё, – строго сказала женщина без возраста, всё это время со скрежетом сдвигавшая железные вешалки.

Андрей Сергеевич с трудом преодолел приступок вестибюля. Синий кнопочный автомат висел слишком высоко для него, к тому же рядом, на схеме, была изображена серебристая карточка со всадником посредине. Позвонить за деньги из автомата было нельзя, впрочем, у Андрея Сергеевича всё равно не было денег.

Он так же тяжело вернулся в холл. Женщина как раз закрывала дверь гардероба, больше похожую на железную решетку тюремной камеры.

– Простите, у вас не будет карточки для звонка? Мне нужно сделать всего один короткий звонок.

– Вы что, дедуля, издеваетесь? – взорвалась гардеробщица. – Я же вам русским языком сказала, я тороплюсь. Меня мужчина ждёт, понимаете, он не подписывался на мои вечерние задержки. По вашей, между прочим, милости. К тому же у меня сел мобильный. А по автоматам уже лет десять никто не звонит, так висит, для комиссии.

Андрей Сергеевич понял, что его ситуация практически безнадежна.

– Я вас очень прошу, может быть, здесь есть другой телефон, это же всё-таки Институт. Мне очень нужен один звонок, без него я просто не смогу уехать. Понимаете, не смогу.

Женщина увидела, что пожилой человек близок к отчаянию.

– В общем так, я схожу в туалет на второй этаж, а вы за это время звоните куда хотите.

– Вот ведь достанут, – она нервными движениями дёргала заклинившую железную дверь и потом с резким звоном бросила на тумбу вытащенный откуда-то снизу старый дисковый аппарат.

Дрожащими морщинистыми руками старика Андрей Сергеевич набирал спасительный номер. Как назло, дважды палец выскальзывал из нужного отверстия, и всё приходилось начинать заново. Прошла целая вечность, прежде чем в трубке раздался гудок, и сразу же взволнованный, хриплый голос Тани: «Алло, я слушаю!»

– Таня! – выдохнул он в трубку.

– Андрей! Боже, как я переволновалась! Где ты, на дворе почти ночь! Что случилось?

– Таня, Володя, кажется, забыл про меня, все разъехались, а я остался, – сказал Андрей Сергеевич и вдруг, не ожидая от себя, бесшумно заплакал.

– Как же ты доберёшься, бедный мой? Передали, что на улице уже минус двадцать семь! Там есть кто-то, кто смог бы тебе помочь?

– Нет, Таня, здесь никого нет, через пять минут мне нужно будет уйти, Институт закрывают, а я даже не знаю, что это за район и какие здесь улицы.

– Боже мой, – выдохнула в трубку Таня. – А как сейчас называется твой Институт?

– Я не знаю. Я не спросил у Володи. На нём нет таблички. Я не знаю.

– Я поняла! Попробую позвонить детям в Америку, может, Миша подскажет, как быть, или на крайний случай, в полицию, ты сможешь перезвонить мне минут через пять? Только обязательно.

– Хорошо, – сказал Андрей Сергеевич, – я перезвоню. Помни, что я любил тебя всю жизнь, с того самого первого дня, как только увидел твой античный профиль в фойе Горного института. Только не плачь!

Он повесил трубку и стал слушать тишину – не появятся ли шаги, несущие конец его ожиданиям. Женщина без возраста задерживалась, может быть, подводила губы, а может, услышала разговор и специально хотела дать этому чудаковатому старику ещё немного времени.

Через пять минут Андрей Сергеевич ещё раз набрал номер, на этот раз пальцы почти не дрожали и дозвониться получилось с первого раза.

– Андрей! – По голосу он сразу понял, что у Тани ничего не получилось. – У Миши не отвечает мобильный, и я не могу дозвониться в полицию, оказывается, номера 02 больше нет, есть другой, но для него нужно перевести телефон в какой-то режим. Я не понимаю, как это сделать. Я не понимаю… – Она зарыдала, громко, почти по-звериному, так, что Андрей сквозь наползающий страх предстоящего одиночества удивился, откуда столько сил осталось в её старой, давно одряхлевшей груди.

– Не переживай Таня, я сейчас спрошу дорогу у работницы и потихоньку дойду. Я дойду, слышишь.

Таня рыдала. Весь внутренний ужас, скопившийся за часы тревожного ожидания, и вырвавшийся наружу теперь, когда, кажется, стала ясна самая страшная развязка, уже впился в её горло, сбил дыхание, и она не могла чётко проговаривать слова и словно