стали засыпать — но пришёл незваный гость. Это была совесть. Они начали испытывать мутный страх, что поступили неправильно, убежав; и затем они подумали об украденном мясе, и тогда началась настоящая пытка. Они пытались опровергнуть это, напоминая совести, что они десятки раз крали сладости и яблоки; но совесть не успокаивалась такими слабыми доводами; в конце концов, им казалось, что невозможно обойти упрямый факт, что красть сладости — это всего лишь проделка, в то время как красть бекон, ветчину и другие ценные вещи было воровство — и в Библии была заповедь против этого. Поэтому они внутренне решили, что до тех пор, пока они остаются пиратами, их пиратство не должно быть снова запятнано преступлением воровства. Затем совесть даровала перемирие, и эти удивительно непоследовательные пираты мирно уснули.

Глава 14

Проснувшись под утро, Том сразу понял, где он находится. Он сел, протёр глаза и осмотрелся — лишь тогда он пришёл в себя. Был прохладный серенький рассвет, и глубокое безмолвие леса навевало отрадное чувство мира и тишины. Ни один листок не шевелился, ни один звук не нарушал раздумья великой Природы. Трава и зелень были унизаны каплями росы. Белый слой пепла лежал на костре, и тонкий синий дымок поднимался прямо над ним. Джо и Гек ещё спали.

Далеко в глубине леса крикнула какая-то птица; другая ответила ей; где-то застучал дятел. Мало-помалу холодная серая предрассветная мгла побелела; звуки росли и множились — везде проявлялась жизнь. Чудное зрелище природы, стряхивающей с себя сон и принимающийся за дело, развёртывалось перед мальчиком. Маленькая зелёная гусеница проползла по мокрому от росы листу. Время от времени поднимала в воздух две трети своего тела, “обнюхивая” и продолжала “мерять” дальше, как выражался Том; когда гусеница приблизилась к нему, он замер и стал неподвижен, как камень, и в его душе то поднималась надежда, то падала, в зависимости от того, направлялась ли гусеница прямо к нему или выказывала намерение двинуться по другому пути. Когда же, наконец, после минутного колебания, она решительно вползла на ногу Тома и продолжала путешествовать через неё, он обрадовался всем сердцем, так как это означало, что у него будет новая одежда, — о, конечно, раззолоченный, блестящий пиратский костюм! Затем появилась, бог весть откуда, вереница муравьёв и принялась за работу. Один стал отважно бороться с мёртвым пауком и, хотя тот был впятеро больше, поволок его верх по дереву. Бурая пятнистая божья коровка взобралась на головокружительную высоту травяного стебля, Том наклонился под него и сказал:

Божья коровка, лети-ка ты домой, -

В твоём доме пожар, твои детки одни.

Она тотчас расправила крылышки и полетела посмотреть, что нисколько не удивило мальчика: ему было издавна известно, что божьи коровки всегда легкомысленно верят, если им скажешь, что у них дома пожар; не раз уже дурачил, пользуясь их простотой. Затем, бодро толкая перед собой свой шар, появился навозный жук, и Том тронул его пальцем, чтобы поглядеть, как он прижмёт лапки к телу и притворится мёртвым. Птицы тем временем совсем расходились. Дрозд, северный пересмешник, уселся на дереве над самой головой Тома и с большим удовольствием принялся передразнивать трели своих пернатых соседей. Потом крикливая сойка, точно голубой огонёк, скользнула вниз, уселась на ветке подле самого мальчика, нагнула голову набок и принялась с жадным любопытством рассматривать пришельцев. Быстро пробежали друг за другом серая белка и другой зверёк, покрупнее, лисьей породы. Присели, поворчали на мальчиков, так как животные здесь, вероятно, ещё не видали человека или вряд ли знали, нужно ли его бояться или нет. Теперь уже вся Природа проснулась и начала шевелиться. Длинные стелы солнечных лучей пронизали там и сям густую листву, кругом порхали мотыльки.

Том растолкал остальных пиратов; они помчались с криком к воде и спустя минуту-две, сбросив с себя всё, гонялись друг за другом и барахтались в мелкой прозрачной воде белой песчаной отмели. Их нисколько не тянула туда, в деревню, ещё спавшей вдали, за величавой пустыней воды. Течение или прибывшая води унесла их плот, но они даже обрадовались, что благодаря этому обстоятельству некоторым образом сожжены между ними и цивилизацией.

Они вернулись в лагерь удивительно свежие, счастливые и страшно голодные; вскоре костёр снова пылал. Гек нашёл неподалёку источник холодной воды, мальчики смастерили себе чашки из широких дубовых и ореховых листьев и решили, что вода, подслащённая чарами леса, весьма недурно заменяет им кофе. Когда Джо принялся резать ветчину для завтрака, Том и Гек попросили его подождать минутку. Они побежали к реке, к одному местечку, обещающему неплохую добычу, и забросили удочки. И почти немедленно были вознаграждены. Джо не успел ещё потерять терпение, как они вернулись к костру, таща превосходного карпа, двух окуней, маленького сома — запас, которого хватило бы для целой семьи. Они пожарили рыбу с беконом и были поражены, потому что никогда ещё рыба не казалось им такой вкусной. Они не знали, что чем скорее речная рыба оказывается на огне после того, как её поймали, тем она лучше; и они мало задумывались о том, какую чудесную приправу составляют сон на свежем воздухе, физические упражнения, купание и сильный аппетит.

После завтрака они провалялись в тени, пока Гек курил, а потом отправились в лес на разведку.

Они весело шагали по гниющим брёвнам, сквозь густые кустарники, среди торжественных царей леса, свисающие со своих крон до земли с проникшими ветвями виноградных лоз. Время от времени они натыкались на уютные уголки, устланные травой и украшенные цветами.

Они нашли множество вещей, от которых можно было бы прийти в восторг, но не нашли ничего, чему можно было бы удивляться. Они обнаружили, что остров имеет около трёх миль в длину и четверть мили в ширину и что ближайший к нему берег отдалён от него лишь узким каналом шириной едва ли в двести ярдов. Они купались примерно каждый час, так что было уже близко к середине дня, когда они вернулись в лагерь. Они были слишком голодны, чтобы остановиться порыбачить, но с аппетитом поели холодной ветчины, а затем бросились в тень, чтобы поговорить. Но разговор вскоре начал затягиваться, а потом и вовсе стих. Тишина, торжественность, царившие в лесу, и чувство одиночества начали сказываться на настроении мальчиков. Они погрузились в размышления. Какая-то неопределённая тоска охватила их. Вскоре это приобрело смутные очертания — это была зарождающаяся тоска по дому. Даже Финну, Кровавой Руке, снились его крылечки и пустые бочки. Но все они стыдились