пластырей. Она рассчитала вместимость, как кувшин, и каждый день пичкала его шарлатанскими лекарствами.

К тому времени Том стал равнодушен к этим врачеваниям. Эта фраза наполнила сердце старой леди ужасом. Это безразличие нужно было сломить любой ценой. Теперь она впервые услышала о обезболивающем. Она заказала сразу много. Она попробовала его и была преисполнена благодарностью. Это был просто огонь в жидкой форме. Она отказалась от водных процедур и всего остального и сосредоточила свою веру на обезболивающем. Она дала Тому чайную ложку и с глубочайшим беспокойством наблюдала за результатом. Её тревоги мгновенно успокоились, её душа снова обрела покой; ибо «безразличие» было разрушено. Мальчик не смог бы проявить более бурного, искреннего одушевления, если бы она развела под ним костёр.

Том почувствовал, что пора уже проснуться от спячки. Этот род жизни был, пожалуй, достаточно романтичным для его отцветших надежд, но слишком уж мало в нём было чувства и слишком много волнующего разнообразия. Он стал придумывать всевозможные способы избавиться от этого бедствия и наконе ему пришла мысль притвориться, будто обезболивающие пришлось ему по вкусу: он так часто стал его просить у тёти, что надоел ей, и она сказала ему, что он может пользоваться им сам и не приставать к ней. Будь это Сид, к её радости не примешивалось бы никакой тревоги, но, так как дело касалось Тома, она стала потихоньку наблюдать за бутылкой. Она убедилась, что лекарство действительно убывает, но ей не пришло в голову, что мальчик лечил им щель в полу гостиной.

Однажды, когда он лечил таким образом щель, к нему подошёл тётин рыжий кот, замурлыкал и, жадно поглядывая на чайную ложку, попросил, чтобы ему дали попробовать.

— Не проси, если не хочешь, Питер.

Питер дал понять, что ему хочется.

— Ты уверен в этом?

Питер выразил свою уверенность.

— Ну, если ты просишь, то я дам, потому что я не скупой, но если тебе не понравится, то пеняй на себя.

Питер согласился на эти условия. Том открыл ему рот и влил ложку обезболивающего. Питер подскочил вверх на два ярда, затем издал воинственный клич и заметался кругами по комнате, налетая на мебель, опрокидывая цветочные горшки и делая страшный беспорядок. Затем он поднялся на задние лапы и пустился в пляс, в каком-то бешеном веселье, закинув голову назад и выражая диким голосом своё безнаказанное блаженство. Затем опять заметался по комнате, делая разрушение и хаос вокруг. Тётя Полли вошла как раз вовремя, чтобы увидеть, как он, проделав несколько двойных сальто-мортале, испустив последнее мощное «ура», вылетел в открытое окно, увлекая за собою остальные цветочные горшки. Старая леди окаменела от изумления, оглядывая комнату поверх очков, а Том катался по полу, изнемогая от смеха.

— Том, что с ним случилось?

— Не знаю, тётушка, — едва мог пролепетать Том.

— Никогда не видала ничего подобного. Что же его так расстроило?

— Право же, не знаю, тётушка Полли. Кошки всегда кувыркаются, когда у них какая-нибудь радость.

— Да? Всегда, всегда так делают? — В голосе её было что-то, внушившие ему опасение.

— Да. То есть я так думаю.

— Ты думаешь?

— Да.

Старушка нагнулась, а Том следил за ней с любопытством и беспокойством. Но слишком поздно догадался, к чему она клонит. Чайная ложка торчала из-под кровати. Тётя Полли вытащила её оттуда и потрясла над его головой. Том съёжился, опустил глаза. Тётя Полли подняла го с полу за обычную рукоятку — ухо — и больно стукнула по голове напёрстком.

— И не стыдно тебе, сударь, так мучать бедное бессловесное животное?

— Я дал ему лекарство из жалости… потому что у него нет тётушки.

— Нет тётушки! Что за дурень! Причём тут тётка?

— Как — при чём! Будь у него тётушка, она выжгла бы ему все потроха, припекла бы ему все кишки без пощады… как человеку.

Тётя Полли почувствовала внезапный укол раскаяния. Это показывало дело в новом свете; то, что было жестокостью по отношению к кошке, могло быть жестокостью и по отношению к мальчику. Она начала смягчаться; ей стало жаль. Её глаза немного увлажнились, и она положила руку на голову Тома и мягко сказала:

— Я хотела как лучше, Том. И, Том, это действительно пошло тебе на пользу.

Том посмотрел ей в лицо с едва заметным огоньком, проглядывающим сквозь его серьёзность.

— Я знаю, ты хотела как лучше, тётушка, и я тоже был с Питером. Это тоже пошло ему на пользу. Я никогда не видел, чтобы он ходил вокруг да около, так как…

— Ой, да ладно тебе, Том, ты снова меня разозлил. А ты попробуй и посмотри, не можешь ли ты хоть раз быть хорошим мальчиком, и тебе не нужно будет больше принимать никаких лекарств.

Том пришёл в школу раньше времени. Было замечено, что в последнее время эта странная вещь происходила каждый день. И теперь, как обычно в последнее время, он слонялся у ворот школьного двора вместо того, чтобы играть со своими товарищами. Он сказал, что был болен, и у него действительно был такой вид. Он старался делать вид, что смотрит куда-угодно, но не туда, куда на самом деле смотрел, — вниз по дороге. Вскоре в поле зрения появился Джефф Тэтчер, и лицо Тома просветлело; он пристально посмотрел на него, а затем печально отвернулся. Когда Джефф подошёл, Том пристал к нему; и осторожно «подводил» к возможности высказаться о Бэкки, но легкомысленный мальчик не замечал его намёков.

Том наблюдал и наблюдал, надеясь всякий раз, когда в поле зрения появлялось платье с сборками, и ненавидя его обладательницу, как только он видел, что она не та, кто ему нужен. Наконец платья перестали появляться, и он безнадёжно погрузился в скорбь; он вошёл в пустое здание школы и сел страдать.

Затем в воротах появилось ещё одно платье, и сердце Тома сильно подпрыгнуло. В следующее мгновение он был во дворе и бушевал, как индеец; кричал, смеялся, гонялся за мальчиками, перепрыгивал через забор с риском для жизни и конечностей, кувыркался, стоял на голове — совершал все героические поступки, какие только мог вообразить, и всё это время украдкой поглядывал, не замечает ли Бэкки Тэтчер.

Но она, казалось, не замечала всего этого; она ни разу не смотрела. Возможно ли, что она не знала, что он был там? Он перенёс свои подвиги в её непосредственную близость; ворвался с воинственными криками, схватил кепку у мальчика, швырнул её на крышу школьного здания, прорвался сквозь группу мальчишек, разбрасывая их во все стороны, а