– Салам алейкум! – громко сказал я. – Можно я повернусь?

– Заглохни! Стреляю на первое движение.

Какой нервный.

– Не дергайся. Дернешься – труп.

Это я уже понимаю. И, кажется, даже опознаю его – по голосу. Хотя слышал всего дважды в жизни.

– Хорошо, только успокойся. Давай поговорим.

– Заткнись! Брось автомат!

По шуму шагов я примерно понимал, где он, но нападать и не подумал. Это только в кино такие трюки проходят. А в реальной жизни при прочих равных проверяющий всегда опередит с выстрелом проверяемого.

Так что автомат я бросил. Недалеко от себя.

– Руки назад! Руки назад!

Я вопросительно посмотрел на американца. Тот едва заметно мотнул головой.

Нет.

– Что дальше?

Вместо ответа что-то тяжелое хрястнуло меня по башке. Я упал – лежащего не бьют, это есть в культуре многих народов. И все-таки здорово он мне прислал, гад, аж искры из глаз.

– Это тебе за бандеровца, москалина.

Еще один удар – с разгона и по почкам. Этак-то он у меня здоровый кусок здоровья отнимет, гаденыш.

Еще один удар. А потом я почувствовал, как на руках с треском затягивается пластиковая лента наручников. В этот момент – видел я уже хреново – американец решил попытать счастья. Резко ударил ногой по земле, посылая в лицо наклонившегося надо мной убийцы землю, песок и камни. Убийца взревел, но я уже знал, чем это все кончится. Хреново это кончится. Придурок ты, придурок. Церэушный. Тебе надо было раньше, когда у меня руки были свободны. Тогда могли бы выжить. По крайней мере, я мог бы выжить. А теперь.

Хреново все теперь.

Очень хреново.

* * *

В себя я пришел через несколько секунд. Убийца, а это был тот наемник, которого нанял Борян, тот самый украинский десантник-миротворец, замешанный в заказном убийстве, с наслаждением пинал американца у стены. Тот, наверное, проходил какие-то курсы спецподготовки на ферме, в центре подготовки американского оперативного персонала, но против украинского «кречета» был откровенно жидковат.

Украинец был в «пустынном», измазанном для большего эффекта грязью камуфляже, за спиной у него была автоматическая винтовка типа «AR10», короткая, с оптическим прицелом и выведенным набок, на сорок пять градусов, механическим. А слева лежал тот урод чернявый, которого я пристрелил. И рядом с ним – отличный пистолет «Беретта-92».

Рискнуть? Неохота подыхать вот просто так.

Я прикинул расстояние – ползти не получится. Не может быть, чтобы украинец не наблюдал за мной краем глаза, а боковое зрение – наиболее эффективное. А для того чтобы добраться до пистолета, мне надо перекатиться ровно семь раз. Семь раз, и пистолет будет у меня в руках.

Или лишняя дырка в голове. Для вентиляции.

Ну же, сделай что-нибудь! Хотя бы начни причитать, умолять не убивать. Хоть что-то.

Тем временем «кречету» надоело пинать американца, и он сделал с ним ровно то же, что и со мной – заковал в наручники. Точнее, не заковал, а просто застегнул пластиковую ленту. Затем, оставив американца в покое, подошел ко мне, для приветствия пнул ногой в живот. Я застонал, показывая, как мне больно.

– Ну чего, москалина?

– Бабки хочешь?

– Бабки это хорошо. Только потом. Чего это ты туда посматривал? Ага!

Вася посмотрел в том направлении и увидел пистолет. Хмыкнул, сделал несколько шагов, поднял оружие. Посмотрел, зачем-то взвесил, видимо, пытаясь определить, заряжен он или нет. Сунул за пояс.

– Чего, москалина? С кого начать? Кого за яйца подвешивать.

– Шефа твоего. – Я закашлялся и сплюнул кровь из надкушенной мною щеки, показывая, как мне плохо и больно. – Шефа подвесь.

– Дело хорошее. Только его кончили. И с кого мне теперь спрашивать?

– Работу хочешь?

– Чего-о-о?

– Работу, говорю. Развяжи – получишь.

Украинец снова пнул меня, но уже без особой злости.

– Вот наглая тварина. Одной ногой в могиле, а работу предлагает. Москальское семя, одним словом.

– Мы с тобой.

– Хорош трындеть. Никакие мы с тобой не одинаковые, ясно? Ты и рыбку хочешь съесть, и на х… не садиться. Поэтому на государство работаешь и себе гребешь, гнида. Со всех кормушек хаваешь. Я честнее тебя, понял?

– Дурак ты.

Эти слова мне обошлись в еще один пинок. Не детский, надо сказать.

– Дурак ты, – повторил я, – ты мне как брат щас должен быть.

По опыту скажу – если повторить то же самое, за что получил пинок, либо получишь пулю в голову, либо не получишь нового пинка. А Вася заинтересовался. Хоть и вида не показывает, но еще тогда, у машины, заинтересовался. Украинцы такие. Меня вообще-то вряд ли можно назвать укроненавистником, у меня своих дел за гланды, но они такие. Всегда взвешивают, что для них выгоднее, и соображения морали, верности данному слову, другой подобной туфты для них играют очень небольшую роль. Очень-очень небольшую. Может, оттого, что они живут намного хуже нас, у них так. У них ведь «хай гирше, або инше» – пусть еще хреновей, да по-другому. А спорим, я и сейчас смогу сделать такое предложение, от которого не отказываются?

– Тут бабла куча. В одиночку ты его не схаваешь, вытащат вместе с кишками. Но если вдвоем, я помогу тебе уйти на дно. У нас, в России. С легальными документами.

– Какое бабло?!

– Щас увидишь. Бабло, которое вот он привез мне. – Я кивнул на американца. – Миллион вечнозеленых. Вкуриваешь тему?

Василий подошел к американцу, пихнул его ногой.

– Что москалина кажет – правда?

Американец выругался.

– Ты его не спрашивай, дурак, ты со мной говори. Это ему деваться некуда. Правда, конечно, ты думаешь, на кой черт мы тут собрались все. На пикник, что ли? Бабло здесь. Лимон вечнозеленого грина. А чтобы нам окончательно в одной лодке быть, вон его, – я показал на американца подбородком, – кончу. Сам понимаешь, мне после этого никуда. Ну, чего?

– Ублюдок! – выкрикнул американец.

– Заткнись!

Украинец напряженно думал, это было видно. Наверное, он был, в сущности, не таким плохим человеком и в детстве его не учили тому, что он сейчас творил. Но, вынужденный выживать в самом прямом смысле слова, он сейчас выбирал самый надежный для себя путь выбраться из этого дерьма. Он понимал, что весь мир, как всегда, будет против него, и иметь хотя бы одного союзника в столь стремные времена…

– Бабки где? – наконец выдал он.

– Развяжешь – скажу.

Новый удар.

– Ты и так мне скажешь, москалина. Харкая кровью!