Подольски скептически хмыкнул.

– Нас остановят на первом же посту.

– Насчет этого не переживай.

Я продемонстрировал свою ксиву с «живой», кстати, подписью генерала Рафиката, он не всем подписывает, и на постах хорошо разбираются, где факсимиле, а где реальная подпись. Черная обложка, тиснение золотом – зловещая фраза на арабском, девиз Мухабаррата – «Суд грядет!». Надо сказать, что мухабарратовцев смертельно боялись, и не без причины. Когда полицейский офицер оскорбил сотрудника Мухабаррата, его обезоружили, надели собачий ошейник, привязали тросом к фаркопу внедорожника и заставили бежать за машиной и гавкать – на виду у людей. Все как во времена Саддама. Вот и думай, то ли Саддам был такой из-за Ирака, то ли Ирак был такой из-за Саддама.

– Мухабаррат.

– Он самый. Они ничего не скажут, даже если увидят самого шайтана в моей машине. Давай, грузим его, и надо ехать.

– Подожди.

– Чего?

Американец грустно улыбнулся – просто поражаюсь американцам, как они умудряются в такое время улыбаться.

– Деньги. Надо забрать деньги. Нельзя их здесь оставлять.

– Давай – мухой.

Уйдет? Ой вряд ли. От своего раненого? Нет. Не уйдет.

А может, там ствол?

– Пошли вместе.

Американец кивнул, понимая: не доверяю. И это правильно. В такой стремной ситуации родной матери не доверишься.

Мы вышли из машины – вдвоем. Вдвоем же зашли в те развалины, где американец оставил сумку. Лично я бы взял на такое дело лишний немудреный пистолет и подоткнул под сумку. Мало ли что. Или в саму сумку положил.

– Открой, – сказал я, когда американец достал скверно припрятанную, едва присыпанную мусором сумку из грубой синтетической ткани, напоминающей брезентуху.

– Не доверяешь?

– Знаешь, я в каком-то американском фильме слышал такое высказывание: «Я доверяю только двум людям на этом свете. Один из них – это я. А другой – не ты». Открой.

Автомат был у меня, поэтому вариантов не было. Церэушник открыл сумку. Там, навалом, даже не запаянные в пластиковые пакеты, валялись банковские пачки денег.

– Убедился?

– Ага. Поехали.

– Твоя очередь. Информация.

– С этим – потом.

– Потом?

Христианин в действии,[20]чтоб тебя.

– Твои бабки остаются при тебе, о’кей? И никто не мешает мне тебя замочить, но я проявляю добрую волю, верно? Сначала разберемся, что это за хрень была и кто пытался нас убить. Потом – договоримся о новых условиях. Мне не нравится, когда меня пытаются убить и бесплатно взять то, что стоит денег. А эти парни похожи на наемников.

– Эй, они пытались убить меня, так же как и тебя.

– Да, но один парень говорил мне, что в ЦРУ есть разные люди с разными интересами. И если это так – товар будет стоить дороже. Я рассчитывал скрыться с вашей помощью, но если я прав – мне придется делать это самому. И поднять цену на товар, чтобы окупить расходы.

– Вы все, русские, такие умные, сукины дети?

– Учились у вас. Поехали.

* * *

Как мы добирались до Багдада – тема отдельная. На пути к Багдаду были посты, нас спасало лишь мое удостоверение сотрудника Мухабаррата. С ним пропускали беспрепятственно, даже брали под козырек. Рядом с Багдадом нас встретила Амани, и уже под ее прикрытием мы беспрепятственно въехали в Садр-Сити. Амани провела нас в самый центр «красной зоны» – к госпиталю имени Аятоллы Ас-Садра, отца Муктады Ас-Садра, зверски убитого солдатами Саддама. Во времена, когда здесь были американцы, госпиталь был переполнен ранеными боевиками, а сами американцы сюда и носа не совали. Невероятно, но факт – за все время оккупации американцы не провели в Садр-Сити ни одной реальной зачистки.

Амани зашла в госпиталь и вернулась с врачами и каталкой – тут у нее, конечно, были связи, многие из врачей – палестинцы, некоторые учились в СССР. Этерли погрузили на каталку и увезли в госпиталь.

Мы сидели в машине, на стоянке освещенного огнями госпиталя, и ждали.

– Я не поблагодарил тебя, – вдруг сказал американец. – Спасибо.

– За что? – лениво ответил я. Как это всегда и бывает после серьезной перестрелки, перегруженная нервная система почти полностью отключилась, осталось лишь отупение, безразличие и желание просто поспать.

– Ты спас мне жизнь.

– Пустое.

– Ты не такой плохой парень, каким мы тебя считали.

– Я не хороший и не плохой, – сказал я. – Я просто пытаюсь остаться в живых. Если вы так и не поняли, что здесь нет ни хороших, ни плохих парней, вы еще тупее, чем я думал.

Я помолчал и спросил:

– Какого хрена тот парень целился тебе в спину? Это ведь был твой парень, так?

Американец мотнул головой.

– Я сам не знаю, что на него нашло.

– Ничего ни на кого просто так не находит, запомни это. Может, он хотел забрать деньги, грохнуть всех и смыться?

– У нас так не делается.

– Ошибаешься, – я зевнул. – Со стороны это хорошо видно. Ваш корабль уже дал течь, друг. И крысы начинают разбегаться в разные стороны, прихватывая все, что только можно прихватить. Может, и он просто хотел заработать.

– Его бы нашли. Такое не прощается. Кстати, ты принес то, о чем шла речь?

– Принес, – соврал я.

– И где же?

– Там. Не было времени забрать. Придется потом съездить.

– Черт.

– Не переживай. С ними ничего не случится.

– Тебя ищут.

– Я укроюсь здесь. Ты же видишь, меня здесь спрячут без проблем. Дай-ка еще раз глянуть на твои деньги.

– Зачем?

– За делом. Давай посмотрим.

Американец помялся – он отдавал деньги, не увидев товар. Но потом справедливо отметил, что выбора у него нет. Для того чтобы убить его и забрать деньги, мне нужно только шепнуть пару слов палестинцам, которые были с Амани. И американец будет не первым и далеко не последним, кто пропадет в Ираке без вести.

Он перебросил сумку на переднее сиденье.

– Смотри сам.

Сумка была на застежке. Я осторожно потянул ее, и она открылась. В машине горел неяркий свет, и я увидел пачки денег. И тут что-то мне не понравилось. Сам не знаю что. Просто я не раз имел дело с деньгами и теми, кто их подделывает, и научился каким-то шестым чувством понимать, что здесь что-то неладно. Вот и здесь мне не понравились эти пачки.

Я взял одну. Посмотрел ее на свет, использовав в качестве источника света плафон в автомашине. Помял в руках.