характер, не то, что у некоторых.

Услыхав об откровенном заявлении Пелагеи, Юлиана назвала её смелой, но недальновидной. Попивая на яхте ядрёный коктейль под плеск волн за бортом, она небрежно указала на слабые стороны таких спонтанных поступков.

— Неплохо бы, — сказала она, — предоставить твоим парням… как там оно называется… вещественное доказательство. Муженька твоего живьём. Чтоб увидели и окончательно прониклись.

— Это ещё зачем? — ужаснулась Пелагея и поперхнулась коктейлем, которые осьминог ради развлечения готовил в свободное от махинаций время.

— Потому что, — безапелляционно воздела палец Юлиана, — они могут решить, что ты над ними подшутила, чтобы их раззадорить. И наоборот начнут за тобой ухлёстывать. А призовёшь своего Ли Тэ Ри из царства вечной тьмы и мерзлоты — и сразу поставишь жирную точку, по струнке перед тобой ходить начнут, лишнего слова не скажут.

— Решат, что подшутила? Да ну, вряд ли, — отмахнулась та.

Она припомнила Кю, крышу и слёзы, которые он обильно выплакал на этой крыше после того, как открылась шокирующая правда о её, Пелагеи, семейном положении. Она припомнила всепроникающий серьёзный взгляд филантропа Ши и разом отмела сомнения: не нужен им муж живьём, они и без него прекрасно прониклись.

С того дня, как после концерта она объявила участникам о своём статусе, Кю словно подменили. Весь его солнечный, лучезарный, кокетливый образ всё равно что туманами окутался. В его мире наступила безнадёжная осень, грубо сместив с пьедестала весну любви.

«Вот ты какая, — думал он, в одиночестве сидя за стойкой бара. — Сперва очаровала, пробралась в моё сердце, а потом туда же пустила отравленную стрелу. Замужем. Ты замужем. Разве же так можно?»

Кю был не из тех, кому совесть позволяет рушить чужие браки. Он был человеком, который при малейшей неустойчивости в жизни норовит разрушить себя.

Он принялся злоупотреблять алкоголем с усиленным энтузиазмом. После тренировок, фотосессий и выступлений на радио он частенько пропадал в барах, но без приятелей-собутыльников, которые, по его мнению, умели пить, а один-одинёшенек.

Его, капитально пьяного, стали замечать друзья, знакомые, высшее начальство и, что хуже всего, фанаты.

Впрочем, фанаты — это ещё полбеды. Они бедолагу в основном жалели и пытались оправдать. Куда плачевнее дела обстояли с антифанатами (они же пресловутые хейтеры).

Сначала они размещали в соцсетях посты с посылом примерно следующего характера: «Взгляните, до чего докатилась группа «Суп», после того как туда включили Пелагею».

«Золотой мальчик превращается в проклятие», — гласили вычурные заголовки единичных бложных статей.

Впоследствии таких заголовков стало больше, и во всемирной паутине всерьёз заговорили о том, что группе грозит распад.

Что ж, сторонние наблюдатели, равно как и хейтеры отчасти зрили в корень. И Пелагея, читая их посты, вновь стала подумывать о том, чтобы покинуть группу.

Но прежде чем она сделала хоть шаг по направлению к этому альтруистическому безрассудству, случилось то, что рано или поздно должно было случиться.

У Кю заметно ухудшился голос. Всякий раз, как он пытался петь на звукозаписи, вместо чистого, душевного звука из его гортани вырывались непонятные хрипы. Он с трудом попадал в ноты, и некоторые списывали это на сезонность. А другие, например, практичный директор Хаджиман, без разговоров отправили парня к фониатру.

— Всё плохо, — после осмотра и рентгена постановил фониатр. — Всё очень плохо. У вас на связках узелки. Вы часто пьёте спиртное?

— А что, есть связь? — ответил поникший Кю.

— Не у всех от алкоголя бывают подобные осложнения. Но если речь идёт о певце, который часто и неправильно напрягает связки, алкоголь может вполне стать последней каплей. Вам понадобится операция, иначе вы больше не сможете петь.

Кю вышел от врача как громом поражённый. Пение — его жизнь. И похоже, для того, чтобы эта жизнь продолжалась, ему придётся провести какое-то время в больнице, от одного упоминания о которой его начинает подташнивать. Опять больница.

Группа узнала о заключении медика и мобилизовалась на великий подвиг: склонить младшего к операции. Лишиться солиста с медовым тенором стало бы для них катастрофой.

— Иди и пусть тебя прооперируют, Кю, — настаивал Ли. — Это тебе знак свыше, если хочешь. Отныне или выпивка, или мечта.

— Соглашайся, — ворчал Йе, — если мы ещё хоть что-то для тебя значим.

Ошеломила ли новость Пелагею? По правилам, ей положено было проявлять равнодушие, но оно что-то не проявлялось.

«Останусь, — смирилась она. — Помогу ему ещё раз. И на этом всё».

— Как ты собираешься помочь? Опять ладонь ко лбу приложишь и скажешь «выздоравливай»? — с резонным замечанием вскинулась на неё Юлиана. — Предоставь хирургам позаботиться о его связках, ладно? Оставь свои чудеса на тот случай, если не будет надежды.

— Я собираюсь исцелить его сердце, — надулась Пелагея. — Он ведь из-за меня страдать начал и по моей вине запил.

— Ерунды не городи, — разозлилась та. — Не из-за тебя, а сам по себе, потому что слабак человек. Брать на себя ответственность за поступки других — гиблое дело, так что даже не пытайся.

Но Пелагея твёрдо вознамерилась наступить на старые грабли и пристала к Кю, когда тот, раздосадованный и потерянный, гулял по дивному осеннему парку на территории агентства.

— Тебе когда на операцию? — робко интересовалась она. — Сколько недель потребуется на восстановление?

Кю вздыхал. Деревья роняли листву. Холодный ветер вынуждал прятать руки в карманах (своих, соседних — не суть).

Пелагея без зазрения совести сунула руку в карман куртки Кю, даже не подозревая, что такое обычно проворачивают влюблённые парочки. И ободряюще сжала его кисть.

— Всё будет хорошо. Тебя вылечат. Ты будешь петь, как раньше. И даже лучше. Знаешь, я думаю, директору стоит заняться тобой вплотную. Хочешь, я замолвлю за тебя словечко?

— Скоро выходит твой сольный альбом, — сказал Кю и без особой охоты, словно бы с усилием убрал её руку из своего кармана. — Думай лучше о себе.

Он полагал, что его последняя фраза прозвучала достаточно жёстко для того, чтобы Пелагея ушла. Но она почему-то осталась и продолжила прогуливаться с ним за компанию.

— Сначала та авария, — прошептал Кю. — Я четыре дня лежал в коме… А теперь наросты на связках. Ну что за жизнь!

— У тебя завтра выступление на ярмарочной площади, — проронила Пелагея. — Как ты будешь петь?

— Я справлюсь. Справлюсь.

К парку незаметно подошла тяжёлая, набухшая туча. Когда из тучи хлынуло, они, не сговариваясь, побежали в ближайшее укрытие — в беседку, обнесённую колючим кустарником и практически скрытую от посторонних глаз.

И там, стоя вдвоём, пытаясь отдышаться и убирая с лица намокшую чёлку, они ненароком зацепились взглядом друг за друга: смешные, как растрёпанные воробьи; потерянные в этом большом мире существа-противоположности.